Я сказала Сабине, что она совершенно не умеет описывать людей. Ведь именно по ее словам я представляла Грей Тебби мрачной старушкой и была уверена, что ее чудесный брат, герой Тибальт, окажется худосочным, бледным юношей в очках — ведь он испортил зрение долгим чтением непонятных манускриптов (должен же читать старинные манускрипты такой мудрец) — сутулым, не разбирающимся ни в чем, кроме давно умерших людей и древнейших орудий, которыми они сражались между собой.
— Посмотрим, что ты скажешь, когда увидишь моего брата, — смеялась Сабина.
Мы с трудом могли дождаться этой встречи. Она настолько распалила наше воображение — особенно мое, которое, по словам Элисон, не знало удержу, — что этот ее чудесный брат никогда не покидал моих мыслей. Я с нетерпением ждала нашей встречи. В своем воображении я настолько ярко нарисовала портрет сутулого молодого ученого в очках, что заставила и Хадриана думать о Тибальте так же. Теодосия стояла на стороне Сабины.
— В конце концов Сабина его видела, а ты нет.
— Люди погружаются в собственные представления, она же видит его сквозь розовые очки, — спорила я.
Мы с трудом могли дождаться времени, когда он приедет из Оксфорда. Сабина радовалась.
— Вот теперь вы увидите его своими глазами.
Однажды утром она явилась на занятия в слезах.
— Тибальт не приедет. Все каникулы он проведет на раскопках в Нортамберленде. И отец присоединится к нему.
Вместо Тибальта приехал его друг Эван Каллум. Желая заработать немного денег, он приехал знакомить нас с основами археологии, а потом должен был продолжить учебу в университете.
Вскоре я забыла о своем разочаровании по поводу отсутствия Тибальта и лихорадочно принялась изучать новую науку. Я проявляла к предмету значительно больший интерес по сравнению с остальными учениками. Иногда днем я с Эваном ходила в долину Картера, и он объяснял мне, как проводятся практические работы и что еще предстоит сделать.
Однажды мы встретили там сэра Ральфа. Он подошел и заговорил со мной:
— Интересно?
— Очень.
— Не нашла больше бронзовых щитов?
— Нет, ничего больше не попадалось.
Он легонько меня подтолкнул.
— Находки случаются не часто. — Его подбородок задвигался, словно ему стало весело, и мне показалось, что он очень рад встретить меня на месте раскопок.
Один из рабочих показал мне, как из найденных кусочков собрать глиняный горшок. Он называл это «первой помощью», а потом специалисты аккуратно склеят части, и горшок может оказаться в музее. Он показывал, как упаковывать эти глиняные кусочки, оказывая «первую помощь» найденной глиняной посуде, и посылать их экспертам, а они иногда узнавали с помощью этих находок мельчайшие подробности о людях, живших здесь более четырех тысяч лет назад.
Я мечтала найти что-нибудь в долине, например, золотые украшения — я слышала, их находят в гробницах. Здесь же все было иначе. Сначала я испытала разочарование, а потом пыталась направлять свой бурный энтузиазм на саму работу. Я не могла думать ни о чем другом, только о раскопках каменных пещер.
Эван Каллум проводил с нами уроки в полдень, потому что по утрам мы занимались с мисс Грэхем или с Оливером Шримптоном, мы изучали три науки: чтение, письмо и арифметику. Кроме этого, Теодосия, Сабина и я должны были еще заниматься рукоделием. Три раза в неделю по утрам мы с мисс Грэхем по часу трудились над своими вышивками. Нужно было вышить весь алфавит, пословицу, наши имена и дату. Естественно, мы выбирали самые короткие пословицы из книги, но даже тогда работа была не из легких. Крестики на ткани выходили ужасно неровными, а если один получался больше другого, приходилось распускать нитку и начинать заново. Я возмущалась подобным времяпрепровождением, и так страдала, что результаты этих переживаний отражались и на моей вышивке. На уроке музыки мы колотили по клавишам под наблюдением мисс Грэхем, но потом было решено, что музыкальные уроки будет вести Грей Тебби. Принимая во внимание и занятия по археологии, можно с уверенностью сказать, что наше образование осуществлялось нетрадиционным методом. Наши учителя были из трех мест: мисс Грэхем из Кеверал Корта, Грей Тебби и Эван Каллум из дома Гиза, а Оливер Шримптон из церкви. Доркас была в восторге и считала прекрасным, что три семейства объединили усилия и обеспечили прекрасное образование молодежи. Она уверяла нас — нигде в других семьях девочки не получают такой обширной квалифицированной подготовки. Она надеялась, что я не упущу свой шанс и буду учиться хорошо.
Меня завораживали уроки Эвана. Я сказала ему: когда вырасту, обязательно поеду в экспедицию в дальние страны. Он ответил, что для женщины это не слишком легко, если только я не выйду замуж за археолога, но все равно, всячески поощрял мой интерес к предмету. Приятно иметь увлеченных учеников. Нас занимала археология, но мой природный энтузиазм был сильнее и очевиднее, чем у других.
Особенно меня очаровывали рассказы о Египте. Там столько еще не открыто. Я обожала слушать о древних цивилизациях, о богах, которым поклонялись, о царствовавших династиях, о найденных дворцах. Эван заражал меня своим воодушевлением. «В пустыне таятся огромные сокровища, Джудит», — часто говорил он.
Естественно, я представляла себя там, на пороге великих открытий, меня поздравляют такие знаменитости, как сэр Эдвард Трэверс.
Мысленно я вела с ним долгие беседы, но должна признаться, он меня разочаровал. Казалось, что он никого из нас не замечает. Его глаза странно смотрели сквозь нас, его взгляд обращен в прошлое.
— Думаю, что этот ужасный, старый Тибальт точь-в-точь как его отец, — сказала я Хадриану.
«Тибальт» стал новым словом, которое я ввела в наш активный словарь. Оно означало «противный, презренный». Мы с Хадрианом дразнили этим словом Сабину.
— Мне все равно, — говорила она, — от ваших слов Тибальт не станет хуже.
Но мне нравился дом Гиза и хотя как пианистка я была безнадежна, все равно с радостью ходила на уроки. Едва войдя в дом, я начинала трепетать. В нем было много необычного.
— Зловещий дом, — говорила я Хадриану. А он, как всегда, соглашался со мной.
Прежде всего, в доме всегда темно. Может быть, из-за высоких кустов, окружавших его; в доме повсюду висели тяжелые бархатные шторы — не только на окнах, но и на дверях, и они создавали странные образы. Пол устлан такими толстыми коврами, что никогда не слышно приближения людей, поэтому мне всегда казалось, что за мной подсматривают.
В чердачной комнате жила странная старая женщина. Сабина называла ее няней Тестер.
