Впрочем, дело не в том. Он абсолютно ничего не понимает в нашей работе. Карьеру он делал не как инженер, а как партийный руководитель, но после перестройки сменил род занятий на более в ту пору выгодный. Опять-таки, я не знаю — возможно, высокое начальство и не должно вникать в частности, однако зачем тогда делать вид, будто ты специалист? Подписывай себе контракты да стриги купоны — а стрижет он их по-крупному. Так нет, надо еще во все встревать! Поначалу я сдуру пыталась убеждать Сергея Сергеевича, что его предложения, мягко говоря, не способствуют лучшему выполнению заданий, но Сережка Углов быстренько втолковал мне, что я неправа и следует слушать, кивать, а делать по-своему. Я так и поступаю, только мне это очень тяжело. У нас дома не принято врать.
Не далее, чем месяц назад, Марченко умудрился превзойти самого себя. Мы как раз закончили серию приборов, и следовало продемонстрировать ее заказчику. А заказчик у нас, напомню, Индия. Обстоятельства сложились так, что проще всего оказалось не ждать приезда представителей, а отвезти конструкцию туда. По-хорошему, ехать следовало Андрею Глуховских — его вклад был наиболее весом. В крайнем случае, сгодился бы и Николай Андреевич — все-таки он постоянно был в курсе и соображал, что к чему. А реально в вояж отправился наш завотделом, поскольку просто не в силах был упустить возможность на халяву слетать за границу и хорошенько там покрасоваться. Вернулся он злой, как черт. Агрегат не сработал! Можете представить, какой возник конфуз. Мы все были названы лентяями, дураками и подлецами, которых следует тут же уволить. Однако самое эффектное произошло, когда в руках Андрея якобы неисправный прибор вдруг ожил. Выяснилось, что Марченко просто запамятовал, как его включают. И если вы считаете, что, узнав об этом, хоть на минуту смутился, то глубоко заблуждаетесь.
Николай Андреевич и Сергей Сергеевич давно приятельствуют и, что называется, дружат семьями. Думаю, благодаря этому индийский заказ в свое время был предложен именно нам. Претендентов на него имелась масса. И вот теперь наш завсектором, глядя на приятеля, тоже возмечтал об отдельном кабинете. Действительно, чем он хуже? Однако по рангу кабинет ему не полагается. Тогда Зубков решил, не мудрствуя лукаво, отгородить себе кусок от нашего общего помещения.
Мне лично эта идея крайне не понравилась. У нас и без того довольно тесно. Я уже говорила, что мне, например, приходится постоянно созерцать сидящего напротив меня Углова. А если еще оттяпать четверть площади, и вовсе сядем друг другу на головы. Так полагала не только я, но и все остальные. По крайней мере, мы не переставали возмущаться и ставить в пример соседей, которые до подобных новшеств не опустились.
Вот, кстати, опровержение моих недавних утверждений. Заведующий Лилькиным сектором, Юрий Владимирович Германн, мне очень даже нравится. Он компетентный, выдержанный и с чувством юмора. Красивым я бы его не назвала, но привлекателен он несомненно. Он невысокий, сухощавый и спортивный. В нем чувствуется и моральная, и физическая сила, причем последняя является не врожденной, а благоприобретенной. В юности он серьезно заболел, и ему прочили чуть ли не инвалидность, однако он сумел преодолеть судьбу и выздороветь. Юрий Владимирович успешно делает карьеру — ему всего тридцать семь, а он руководит одним из двух подразделений института, получивших самый выгодный и престижный заказ. Причем сектор Германна выбрали не по блату, как наш, а за рабочие качества.
Признаться, я жалею, что попала не туда, а к Зубкову. Мне это посоветовал папа, поскольку ему сказали, что у Зубкова премии выше, а подробностей он не знал.
Но вернемся к перегородке. Когда Николай Андреевич уловил недовольство подчиненных, первое, что он решил сделать — это привлечь на свою сторону младшего коллегу. Он начал убеждать Лилькиного начальника, что тому тоже необходим отдельный кабинет.
— Кажется, в Англии подобный процесс назывался огораживанием? — при мне сказал как-то Юрий Владимирович в ответ на очередные приставания. — Овцы там, по-моему, вытеснили людей? Стоит ли нам им уподобляться?
Я тогда в который раз подумала, что, не будь он женат, я вполне могла бы в него влюбиться. Но, к сожалению или к счастью, женатый мужчина как объект нежных чувств для меня не существует. Так же, например, как чужая вещь не существует как объект вожделения. Даже если она и нравится, хотеть ее я не стану — она чужая.
В итоге Зубков сделал мудрый шаг, решив сыграть в демократию. Мы поставили стенку на голосование. Нет, сперва я не считала этот шаг мудрым, а считала порядочным. Я была убеждена, что огораживание мы дружно забаллотируем — очередной пример моей глупости, да? Мое потрясение, когда все проголосовали «за», было велико. Признаюсь, что и я дала слабину. При виде дружно поднятых рук я почему-то не решилась сообщить, что я против, и предпочла воздержаться. Мне было потом очень стыдно, но, знаете, просто затмение какое-то нашло!
И вот теперь мы временно переехали к соседям, а из нашей комнаты доносятся стук и скрежет. Все вещи перепутались, сесть некуда, и работать практически невозможно. Зато я привела в порядок Лильку. Я твердо знала: после нашего разговора, что называется, «процесс пошел», и через несколько дней ее состояние станет вполне приличным. Так оно, разумеется, и оказалось. Однако ненадолго.
Моя психоаналитический сеанс происходил в пятницу. Всю следующую неделю продолжалась свистопляска из-за стенки, а в понедельник эпопея завершалась и мы должны были переезжать обратно. Мороки предстояла масса, каждые мужские руки были на счету, а Сережка Углов отсутствовал. Отсутствовала также и Галя, однако ей сразу простили.
— Женщин сегодня можно было вообще отпустить, — заметил Иван Иванович Бойко, наш техник. — Они понадобятся завтра, чтобы убираться. А сейчас нам нужны мужики. Я вот пришел, хоть и радикулит. А Серега все норовит на халяву. Небось улыбочку врачихе сделал — вот тебе и больничный.
Иван Иванович Сережку терпеть не может. Он часто говорит о себе: «Я — простой мужик, без всяких там выкрутас». А Углов, по его мнению, с выкрутасами. В тому же между ними двадцать лет разницы — Бойко ведь за пятьдесят. У него золотые руки, и за это его ценят. А за что ценят Сережку, он понять не в силах и потому злится. Но злится он так открыто и простодушно, что это выглядит даже симпатично.
— Галка определенно собиралась быть, — твердо заявил Владик Капица.
Он работает вместе с нею в Лилькином секторе, а до этого учился с ней в институте. Им обоим по двадцать семь, и все ждут, когда они наконец распишутся. Отношения у них давно, я бы сказала, семейные. А что не регистрируют брак, так это их личное дело.
