Разъезжая по всей Европе, Линд приобрел новые привычки: полюбил дорогие вина, отменную еду и экзотических женщин, пусть и не всегда в таком порядке. Он обнаружил, что гораздо проще иметь дело с женщиной, которую он, скорее всего, никогда больше не увидит, которая уйдет от него без сожаления, чем с той, которая ожидает от него больше, чем он хочет — или может — дать. Ни с одной женщиной у Линда никогда не завязывалось продолжительного романа. Поскольку особых склонностей к анализу своих чувств — или их отсутствию — у него не было, он частенько подозревал, что эта его особенность связана с тем, что он вообще не знал женского, материнского тепла. Даже в детстве он рос без матери, без сестры, воспоминания о которых могли бы смягчить увлечения молодости. И когда он возмужал, он воспринимал женщин лишь как нечто, приносящее наслаждение, и вряд ли большее.
«Все только к лучшему», — думалось ему теперь. Ни времени, ни желания стать семейным человеком у него не было. Ему никогда не удавалось даже представить себя женатым, с парочкой детей где-нибудь в живописном предместье, в монотонной череде дней. Кроме того, почти вся его жизнь проходит за границей, а это не способствует укреплению семейных уз.
Лучше, решил он, жить холостым. Лучше и проще.
В Вашингтон Линд вернулся в феврале 1949-го, куда вызвал его Гарри Уорнер.
— Пора налаживать регулярные поездки в Россию, — сказал ему Уорнер. — Как стало известно, русские приступили к испытанию своей бомбы, и нам следует взять это под контроль.
— Попасть в Россию не так уж просто, Гарри, — возразил Линд. — НКВД держит под подозрением всех американцев, приезжающих в СССР. Если вдруг им покажется, что человек не является тем, за кого себя выдает, они тотчас выставляют его под любым предлогом. Нам едва-едва удается удерживать там наших лучших агентов.
— Сколько времени тебе понадобится, чтобы обзавестись сносным прикрытием? — спросил Уорнер.
Линд пожал плечами.
— Я пока не думал над этим. Но во всяком случае оно должно быть безупречным. И абсолютно убедительным на случай, если русские вздумают прислать сюда своего человека для проверки.
Уорнер после некоторой заминки согласился:
— Я оставляю это на твое усмотрение. Но помни, время поджимает. Ты должен отправиться туда сразу же, как только найдешь подходящее прикрытие и сможешь им воспользоваться.
Линд кивнул. У него не было ни малейшего представления, с чего начинать.
Несколько недель Линд тщательно обдумывал предложение Уорнера. Ему нужна была «крыша», которая позволяла бы ему легально ездить в Советский Союз, «крыша», укладывающаяся в рамки законной деятельности, чтобы ни одна проверка не раскрыла бы его. Ему нужно было занятие, положение, оправдывающее необходимость частых поездок в Советский Союз. У него был диплом бизнесмена, и воспользоваться им было всего легче. Но какой род занятий дал бы ему необходимые возможности и позволил бы находиться вне всяких подозрений? Общественные связи? Но… ни у одной американской организации в этой сфере не было представительства в СССР, так что под этим предлогом он вряд ли сможет передвигаться по стране. Производственные фирмы? Возможно, но многие ли американские промышленники имеют дело с Советами? Немногие. Средства массовой информации? Едва ли. Вероятнее всего каждый американский журналист у них на учете. Авиакомпании? Тоже немного шансов. Финансы? Вот это более реально. У ряда международных банков есть свои представительства в Нью-Йорке и в Москве. Их сотрудники разъезжают по всему миру, подолгу живут за границей. Они ведут бизнес во всем мире — вот и прекрасно, подумал Линд.
Он изучил списки международных фирм, конторы которых находились в Нью-Йорке или где-нибудь на Восточном побережье, и обнаружил, что их довольно много. Но он не стал терять время, пытаясь устроиться в какую-нибудь из них. К сожалению, пришел он к выводу, трезво поразмыслив, огромное количество молодых, образованных молодых людей вроде него возвратились с войны и ищут работу. Вакансий мало, а претендентов слишком много. Место подыскать было невероятно сложно.
Но проблема разрешилась совершенно неожиданно. Еще с тех пор, когда он был первокурсником в университете Джорджа Вашингтона, он выработал в себе привычку каждый вечер просматривать прессу — от первой страницы до последней, причем делать это каждую ночь, то есть триста шестьдесят пять ночей в году. И вот, во время такого почти ритуального чтения в феврале 1949-го года, он наткнулся на одну заметку в разделе светской хроники. «Сегодня утром, — говорилось в заметке, — сенатор от штата Нью-Йорк Гаррисон Колби объявил, что не намерен баллотироваться на новый срок, так как предполагает вернуться в свой дом на Лонг-Айленде и полностью отдаться делам Международной банковской фирмы, основанной его тестем в начале века. Некоторое время назад тесть умер, а сыновей у него не было».
Рядом с заметкой была помещена фотография сенатора в кругу семьи: жены Коллин О’Доннелл Колби и двух дочерей, Фрэнсис и Кетрин. Старшая, недавняя выпускница вассарского колледжа, была привлекательной блондинкой двадцати с небольшим лет. Ее младшей сестре Кетрин, учившейся в Вэлсли, было всего двадцать, она была брюнеткой и тоже очень привлекательной. Пока Линд разглядывал фото, в его мозгу шевельнулась мысль. Сколько раз он слышал, что легче всего пробиться в бизнес, женившись на дочке босса? Жена сделает его «крышу» более чем убедительной. Ни в одном правительстве не заподозрят человека, который находится на службе тестя. Никому и в голову не придет, что отец позволит своей дочке стать «крышей» для шпиона — да папаша об этом и не узнает. Черт, даже американцы смотрят косо на человека его возраста, который все еще не женат!
Он долго изучал двух девушек на фотографии, прикидывая, кого из них выбрать объектом своего внимания. Кетрин была слишком молода для него. Хорошенькая, конечно, но рядом с двадцатилетней девушкой он плохо себя представлял. Ведь ему уже стукнуло тридцать один! Фрэнсис Колби было примерно двадцать два — двадцать три. Эта подходит больше. Значит, он должен очаровать Фрэнсис.
Ночь он провел без сна, обдумывая свой план. Он понимал, что собирается поступить безнравственно, что не имеет права использовать невинную девушку в качестве дымовой завесы в своей игре. Не имеет права использовать Фрэнсис Колби для того, чтобы получить место в фирме ее отца. Однако он был разведчиком и своим главным нравственным долгом считал службу правительству, возложившему на него определенные обязательства. Поэтому он решил оправдать свой замысел тем, что поступает так во имя интересов Соединенных Штатов.
