волосы на ее макушке.
— Я больше тебе не нужна. Ты пришел за ней… пришел, зная, что тебя ждет смерть.
— Эми…
— Люби ее за нас двоих. Я прощаю тебя, моя любовь. И отпускаю. Мой Дэмиан… — ее прохладная ладонь касается моей щеки. Подняв голову, я смотрю в подернутые пыльной пеленой глаза. — Этот жестокий опасный мир теперь твой, если он все еще тебе нужен…
— Еще минута, Ми. Слышишь грохот? Спецназ уже здесь. Не уходи… — умоляю я.
— Как же больно… — Эмили дергается, по ее телу проходит судорожный спазм. — Как же больно, что ты никогда не любил меня так…, — не закончив, она широко распахивает глаза, чтобы через считанные секунды закрыть их навсегда.
— Прости, Ми. Умоляю тебя, прости…, — прижав к груди белокурую голову, я качаю безвольное бездыханное тело в моих руках до тех пор, пока ее не забирают у меня силой.
Остальные события проносятся, как в наркотическом дурмане. Тею освобождают в бессознательном состоянии и сразу передают в руки медиков, не позволив мне даже прикоснуться к ней. И сейчас это в разы страшнее, чем все, что я пережил несколькими минутами ранее — невозможность дотронуться и убедиться, что она жива и в безопасности, почувствовать тепло ее кожи и поймать губами слабое дыхание. Меня тоже пытаются осмотреть, но я отмахиваюсь от врачей, как от навязчивых мух, не сводя взгляда с мертвенно-бледного лица жены. Если она уйдет, то я пошлю этот мир к дьяволу и отправлюсь за ней в рай. Даже если для этого мне придется взорвать ад и уничтожить каждого демона на своем пути.
— Леон, эй, ты здесь? — опустившись на корточки перед скамьёй в машине неотложки, Драгон щелкает пальцами, привлекая к себе мое внимание. — Тея в норме, слышишь? Она перенервничала, но физически не пострадала. Ребенок тоже в порядке. Все закончилось. Выдохни.
— Эмили? — сфокусировав взгляд на взволнованной физиономии брата, сипло спрашиваю я. Драгон удрученно качает головой.
— Ей было не помочь. Слишком высокая концентрация яда.
— Я даже не попытался…
— Ты бы не успел, — твердо произносит брат. — Я сожалею.
— Анну Граф нашли? — сглотнув едкую горечь, пытаюсь вернуть рациональное мышление.
— Мертва. Выживших нет, Леон. Только ты и Тея. Группа герпетологов [3] все еще занимается зачисткой помещения, но… — тяжело вдохнув, Драг ободряюще встряхивает меня за плечо. — Не знаю как, но ты голыми руками уделал этого ублюдка в логове змей. Не думал, что когда-нибудь это скажу, но я горжусь тобой, брат.
— Эмили мне помогла…
— Неважно, — перебивает Драгон. — Ты совершил невозможное. Твоя жена и ребенок живы. Это единственное, о чем ты должен сейчас думать.
— Артур убил Моранов, — мрачно сообщаю я, хотя это уже наверняка не тайна.
— Знаю, — кивает Драг.
— Я не видел Дилана… среди остальных, — припоминаю я, и содрогнувшись от всплывших жутких образов, перевожу взгляд на Алатею, вокруг которой все еще суетятся врачи.
— Дилану повезло. Вчера он решил заглянуть в местный клуб и, переборщив с алкоголем, загремел в больницу. Это спасло ему жизнь, иначе он бы точно оказался на сборище, организованном Артуром.
— Мораны были в курсе относительно его планов на мой счет?
— Да, — скорбно подтверждает Драгон. — Все кроме Дилана и Келли. Частично они были в теме, знали, что Эмили жива и замужем за Артуром, но в отличие от родителей, прямого участия в воплощении его планов не принимали.
— То есть Мораны изначально знали, что Тея — дочь Эмили? — я догадывался, но в голове не укладывалось, что можно осознанно использовать собственную внучку в своих закулисных играх.
— Помощь в денежных вопросах плюс обещание львиного куска власти, и они продались. Ничего нового, Леон, но никто из них не ожидал, что Артур собирается убрать всех подчистую.
— Ты думаешь, он все равно убил бы Эмили и Алатею? — задумчиво растираю переносицу, с трудом выстраивая мыслительный процесс.
— Уверен в этом.
— Почему не тебя? — спрашиваю в лоб.
— Я думал об этом, — рассеянно признается Драг. — Возможно, в какой-то мере, он считал, что я такой же отщепенец, как он или, что вероятнее, уготовил для меня нечто особенное, но не успел воплотить.
— Ты сообщил правящим семьям о случившемся? — тряхнув тяжелой головой, я резко меняю тему.
— Да, в связи с обстоятельствами голосование отложено на неделю, — отвечает брат. — Тебе нужно восстановиться перед самым важным событием в твоей жизни.
— Не нужно, — решительно говорю я, одномоментно, но не спонтанно и вполне обдуманно принимая самое важное для себя решение. — Я не стану претендовать на трон Апексара.
— Спятил? — отшатнувшись, Драгон рывком выпрямляется. — В тебе сейчас говорят эмоции, Леон.
— Нет, — уверенно возражаю я. — Ты поспешил с сообщением, но, думаю, кое-что еще можно исправить…
3,5 года спустя
Алатея
Несмотря на количество слуг в нашем доме, я люблю собирать вещи в чемодан для детей и мужа самостоятельно. Для меня это, своего рода медитация — отобрать одежду, закинуть в стирку, аккуратно сложить, распределить, ничего не забыть. Может, я так самоотверженно взялась за это дело, чтобы занять руки и успокоить натянутые до предела нервы.
Три года мы не покидали границ Новой Зеландии. Вылететь отсюда впервые за сорок два месяца — жутко волнительно. Настолько, что я не могу нормально спать, даже после жаркого секс-марафона с Леоном. Говорят, что страсть живет три года, но нас с Лео это точно не коснулось. Темперамент этого огненного льва выдержит не каждая женщина, просто не вывезет, рассыпется и сотрется в пепел. Леон ее сломает… сам того не желая.
Как когда-то сломал мою маму.
Меня сломать не удалось до сих пор. И я не знаю, как объяснить этот феномен, не знаю, почему именно мне удалось приручить зверя, подобрать ключ к его сложному и бескомпромиссному характеру, не способному на полутона и уступки. Категоричность, некий консерватизм, и существование его единственного во Вселенной верного мнения — то, с чем мне пришлось смириться. Возможно, благодарить за это стоит мою «гибкость» — подобно акробатке на арене, я плавно лавирую в потоке его правил и того, что все должно быть так, как решает Леон.
И все же, я рада, что выбрала быть за мужчиной, за мужем. Каждый день я ощущаю, что ради меня и детей, он пойдет по головам, если придется. Он защитит нас, чтобы ни случилось, а случиться с нами может всякое, учитывая наше прошлое и происхождение.
Его сложный и противоречивый характер не способен меня сломать.
Во мне достаточно всего — и мягкости, и твердости. Я гибкая, и знаю, где стоит промолчать, где стоит четко провести границу, а где — приласкать своего грозно
