На следующее утро, завтракая, она смотрит на меня тяжёлым и осторожным взглядом.
— Нам нужно установить ванну, — говорит она.
Я мгновенно соглашаюсь. Тело Дейзи расслабляется в воде, в желании. Я тут же твердею, вспоминая время, которое мы провели в ванной комнате отеля в Цюрихе.
Я ищу в интернете ванны:
— Эти неплохие, — говорю я, указывая на модели с несколькими струями.
— Это не ванны, — говорит Дейзи, теребя мои волосы, будто я невинный ребёнок. — Это джакузи.
— Мы поставим обе, — решаю я.
— Хорошо, — говорит она, хихикая без всяких ссор о цене. Я в восторге, но это подозрительно.
— Почему ты не спрашиваешь меня о Сиэтле, маленький котёнок?
— Потому что люблю тебя, Ник, — честно отвечает она.
Она как Мадонна, сладкая и загадочная. Её любовь ко мне безусловна, и я не могу больше позволять ей думать обо мне плохо. Я должен позволить ей любить меня, так же, как люблю её сам.
— Не я убил его, — признаюсь я и достаю записку, оставленную Дэниелом. — Дениэл закончил работу. И оставил это.
— Ох, Ник, — она прижимает к груди записку. — Теперь она в безопасности?
— Да, — говорю я ей, хотя не очень уверен. Она тает от меня. Её руки порхают по моей груди, лаская и поглаживая.
— Я завязал с убийствами, Дейзи. Теперь я весь для тебя.
Её глаза блестят, а лицо светится:
— А что ты будешь делать?
Я пожимаю плечами:
— Не знаю. Может, пойдём в колледж вместе? Научимся чему-то новому.
Это правильные слова, судя по её восхищенному лицу:
— Мне бы хотелось этого.
— Но сначала найдем кучу ванн и потрахаемся там.
Она хихикает:
— Сотни ванн.
Мой пах стягивает.
Мы немного улучшили дом, но думаю, нам обоим известно, что это временно. Дейзи стремится вернуться в город и поступить в колледж. Хотя отец тянет её назад. Не специально, но она волнуется. Её отец не пережил того же ужаса, что и Дейзи с Сергеем. И хотя я обещал ей больше не убивать, ради счастья и свободы её семьи я совершу одно последнее убийство.
Поиски молодого парня, убившего мать Дейзи, отнимают не так уж много времени. Я хочу обсудить это с Дейзи, потому что не смогу ей снова солгать.
— Твой отец, Дейзи, — говорю я одним зимним вечером, сидя перед камином, и беру её руки в свои. Приятный запах горящего дерева наполняет наш семейный домик и подгоняет меня быстрее начать этот разговор, чтобы скорее снять с неё одежду, и заняться с ней любовью в свете костра.
Она морщится при упоминании отца. Она надеялась, что его восстановление пойдёт быстрее.
— Что с ним?
— Его разум мучается из-за потери твоей матери, его неспособности защитить её и боязни убийцы. Я понимаю, что это.
Она опускает взгляд на наши сцепленные руки:
— Думаю, я знаю, что ты собираешься сказать, Ник. И, возможно, ты прав. Но я не смогу сделать это снова. Не смогу…
Её голос затихает. А я целую её в лоб.
— Знаю. Предоставишь это мне, да? — я целую её в обе щеки.
— Да, — выдыхает она по-русски. Мне нравится, когда она говорит по-русски для меня, даже если это всего одно слово.
— Давай больше не будем говорить об этом, — говорю я. — Я хочу, чтобы твой рот занялся другими делами.
— Какими? Едой? — дразнит она меня. — Нет, Ник. Может, позже.
— А если прямо сейчас?
— Это мне нравится.
И я продолжаю любить её прямо здесь.
На следующее утро я покидаю её прежде, чем она просыпается. Я всё ещё могу спать несколько часов в сутки. Моё тело не нуждается в большем. Её отец не пойдёт добровольно, и я подготавливаю шприц с кураре, чтобы засунуть его в автомобиль и взять с собой. Я рад, что Дейзи спит и не может видеть, как я даю наркотики её беспомощному отцу. Хоть это для его же блага, ей было бы тяжело смотреть на это.
— Отец Миллер, — объясняюсь я с ним, усаживая в седан, что я снял специально для этого случая. — Я отвезу тебя к человеку, который убил твою женщину. Тебе страшно, но, когда ты увидишь его смерть, к тебе придёт мир. Это милосердие. Обещаю.
Его глаза утрачивают часть животного страха, но он всё ещё не уверен. Не знаю, так ли он силён, как Дейзи.
Дорога в Миннеаполис коротка, и мы сидим некоторое время в машине, пока действие кураре не заканчивается.
— Он там? — отец Миллер жестом указывает в сторону трёхэтажного дома.
— Да, он живёт в подвале, ворует деньги и тратит их на наркотики. Иногда сам проворачивает делишки, но чаще это его используют. Когда мы войдём внутрь, ты не должен ни к чему прикасаться. Там побывал немало больных людей.
Только звук тяжёлого дыхания отца наполняет машину в течение нескольких минут. Боюсь, у него случится сердечный приступ или инсульт. Тогда всё это будет напрасно. Как бы я смог тогда вернуться домой к Дейзи? Я наблюдал за отцом в течение месяца и говорил с ним. Он с жаром говорил о мести за жену. Но у него никогда не было средств.
Его руки дрожат, когда он касается ручки двери. Теперь я понимаю, откуда у Дейзи взялись силы. Я становлюсь свидетелем нечеловеческих усилий, когда её отец выходит из машины, это ведь его первый шаг на открытом воздухе за многие годы. Наверное, надо было взять Дейзи, чтобы она просто смогла увидеть это.
Выйдя из машины, мы медленно, но уверенно отправляемся внутрь. По грязным ступенькам до зелёной двери с облупившейся краской. Замок легко отключается.
— Для безопасности, — говорю я отцу, доставая из кобуры пистолет.
Я делаю шаг назад, а затем открываю дверь. Никакой опасности. Наш парень ещё не проснулся.
Я проверяю гостиную, кухню, гардеробную и ванную комнату, прежде чем оказаться перед закрытой дверью в конце коридора. Наверное, это спальня. Приложив палец к губам, я жестом прошу отца уйти с линии огня. Он отходит, по-прежнему дрожа, но его мужество достойно восхищения.
Я открываю дверь в спальню и кричу в качестве предупреждения:
— Мистер Блэк, вам посылка.
— Нет здесь никакого чёртового Блэка, — бормочет голос внутри.
— Мы не уйдём, пока вы не выйдете, — кричу я.
— Я же говорил, деньги будут только в субботу.
Мистер Блэк должно быть думает, что мы — дилеры. Я готов терпеливо ждать, пока мистер Блэк выйдет, не отец — нет. Он выхватывает из моей руки пистолет и направляется в комнату.
Я слышу визг и, зайдя в комнату, вижу, как мистер Блэк прижимается к стене, обнимая руками свою шею:
— Кто ты, чёрт тебя дери? — и вдруг на его лице отражается понимание: — Ты — тот старый мужик, чью жену я убил в четырнадцать. Тупая сука не хотела отдавать мне кошелёк.
