Замок - Владимир Моисеевич Гурвич

85

Антон нашел мать в растрепанных чувствах. Она лежала на кровати и рыдала. Он попытался ее успокоить, но только ухудшил ее состояние, с ней случилась истерика. Анастасия Владимировна билась в конвульсиях и что-то постоянно выкрикивала. Антон сумел разобрать лишь одно слово: «портрет». Что за портрет и причем тут какой-то портрет, понять он не мог.

Антон и раньше сталкивался с истериками матери, которые вызывались самыми разными причинами, но обычно они быстро проходили. Но на этот раз все было по-другому, истерика не только не шла на спад, а с каждой минутой усиливалась. И ему стало по-настоящему страшно, мало ли чем все это может кончиться.

Антон не знал, как поступить, стандартный набор увещеваний, который раньше успокаивал мать, на этот раз не действовал. Он окончательно понял, что самому с этой ситуацией ему не справиться.

Антону ужасно не хотелось обращаться к этой новой пассией отца, но больше никто здесь не мог помочь. А она все же врач. Он сомневается, что хороший, но другого по близости все равно нет.

Оставить мать одну даже на несколько минут было опасно, но другого выхода не было. Он выбежал из ее номера.

Бегать Антон давно разучился, и даже пробежка до номера отца далась ему нелегко, капли пота густо усеяли его лоб и стекали на глаза, как вода с крыши. Он даже не стал стучаться, а просто ворвался в комнату.

Отец и Мария целовались. Все на мгновение застыли в изумление.

— Что случилось, Антон? — первым опомнился Каманин.

— Я. собственно, к Марии Анатольевне, — пробормотал Антон. — С мамой истерика. Не можете ли ей как-то помочь?

— Конечно, я иду. Идите к ней, Антон, а я приду через пять минут.

Антон вышел из номера.

— Неудобно получилось, — проговорила Мария.

Каманин махнул рукой.

— Антон давно не маленький, понимает, что происходит иногда между мужчиной и женщиной, когда они живут вместе. Как думаешь, что с Настей?

— Надо посмотреть. Но с самого начала было видно, что с нервами у нее не все в порядке. — Мария положила в сумку лекарства. — Дам ей успокоительного.

— Мне идти с тобой?

— Сначала я одна, а дальше посмотрим.

Вернулась Мария через полчаса, и ни одна, а вместе с Антоном.

— Ну что там? — спросил Каманин.

Мария неопределенно покачала головой.

— Я сделала ей укол успокоительного. И она сейчас спит.

— Тебя что-то беспокоит? — поинтересовался Каманин.

Мария перевела задумчивый взгляд с отца на сына.

— Скажите, Антон, вы раньше не замечали у матери подобных приступов?

— Случались, но не такой интенсивностью, — неохотно признал Антон. — И что, по-вашему, это может означать?

— Я не психиатр, мне трудно судить. В институте, если быть честной, меньше всего занималась психиатрией, знала, что это не моя дисциплина. Но, насколько я понимаю, симптомы тревожные.

— На что вы намекаете? — резко спросил Антон.

— Анастасия Владимировна, никогда не обращалась за психиатрической помощью?

— Никогда! — резко ответил Антон, — об этом даже речи не могло быть.

— Но боюсь, придется. Это требуется, как минимум, для профилактики. Симптомы нехорошие.

— Что ты имеешь в виду? — спросил Каманин.

— Пока я была с ней, она все время только говорила о портрете.

— Что за портрет? — спросил Антон.

— Вы разве не знаете, Эмма Витольдовна сегодня писала портрет вашего отца. Эмма Витольдовна только что рассказал мне, что Анастасия Владимировна приходила к ней и просила отдать его ей. Эмма Витольдовна отказалась. Скорей всего это и спровоцировала приступ истерики.

— Вот почему она все время повторяла слово: «портрет», — хмуро произнес Антон. — Значит, нужно, чтобы Эмма Витольдовна отдала бы этот портрет. Это успокоит мать.

— Возможно, на какое-то время и успокоит. Но затем появится новый раздражитель — и кто знает, что случится. Анастасии Владимировне требуется, как минимум, постоянное наблюдение врача.

— Психиатра? — уточнил Антон.

— Психиатра, — подтвердила Мария.

— Ну, уж нет, я им в руки мать не отдам.

— Этим вы нанесете ей вред.

— Я знаю, вам выгодно представить мою маму сумасшедшей! — вскочил Антон. — Я этого не допущу. — Антон выскочил из номера.

Каманин растерянно посмотрел на Марию.

— Что с ним делать, ума не приложу. Ты не находишь, что это грустное зрелище.

— А ты считаешь, что ты в этом совсем не виноват? — спросила Мария.

— Наверное, виноват, — согласился Каманин. — Но боюсь, что уже изменить ничего нельзя. А ты действительно думаешь, что Настя не совсем в своем уме?

— Я почти в этом не сомневаюсь. Она не сумасшедшая, но если оставить все, как есть, то опасность ею стать большая. Впрочем, я не психиатр.

— И что же делать?

— Пока ничего, — пожала плечами Мария. — Не вызывать же бригаду из польского психдома. Да и необходимости такой нет. Просто с ней случаются периоды помутнения рассудка. Пока они краткие, но если не лечить, его можно совсем лишиться. Ты должен уговорить Антона принять нужные меры.

Каманин покачал головой.

— Ты думаешь, почему он не хочет ничего в этом плане делать? Он боится за свою карьеру. Если его