Лишь только открыв дверь в комнату, Рэчел сразу узнала легкий запах вербены, которую ее мать раскладывала по бельевым ящикам. Ноздри ее уловили и тонкий аромат духов, которыми душилась Ирэн Грант. На кровати и на софе лежали круглые подушечки-думки в тонких полотняных наволочках, которые ее мать сама вышила цветами. На полочке трельяжа все еще стояли коробочки с дорогой бижутерией, которую она предпочитала самым изысканным ювелирным украшениям, а изящные золоченые козетки и обитые испанским бархатом мягкие стулья, казалось, все еще хранили тепло ее тела.
И Рэчел, к которой лишь недавно вернулась способность чувствовать и переживать, впервые за много, много месяцев осознала всю тяжесть потери, всю глубину постигшего ее горя. Теперь она лучше понимала, насколько сложными могут быть отношения между людьми, и оплакивала даже те небольшие недоразумения и конфликты, ту легкую отчужденность, которая окончательно установилась между ней и матерью к тому моменту, когда Рэчел исполнилось шестнадцать. Наверное, это было неизбежно, поскольку Рэчел и ее мать были совсем разными людьми, и все же она казнила себя за то, что спохватилась слишком поздно, когда уже ничего нельзя поправить.
Чувствуя непреодолимую потребность хотя бы сейчас почувствовать себя ближе к женщине, которую она так плохо знала при жизни, Рэчел присела к трельяжу и стала рассматривать лежавшие в коробочках безделушки. Она даже примерила ожерелье из искусственного жемчуга, которое Ирэн часто надевала, но, поглядев на себя в зеркало, улыбнулась и положила его обратно в шкатулку — ожерелье не шло ей.
«Мы были слишком разными, — снова подумала Рэчел. — И все же я должна была постараться понять ее».
Потом ей пришло в голову, что надо воспользоваться возможностью разобрать вещи и определить, что следует сохранить, а от чего — избавиться. И Рэчел решительно взялась за дело.
С одеждой все было просто. Большинство платьев и костюмов следовало отправить в комиссионный магазин, вещи попроще могли пригодиться благотворительной организации.
Рэчел разобралась и с постельными принадлежностями, хранившимися в большом комоде, и перешла к окну, где стоял принадлежавший матери изящный письменный стол из розового дерева. Выдвинув верхний ящик, она стала быстро просматривать его содержимое.
Очень скоро Рэчел поняла, что кто-то уже рылся здесь. И совсем недавно.
Кто-то побывал в комнате после смерти матери, Рэчел была в этом уверена, кто-то основательно покопался в ее вещах. У этого человека хватило времени даже на то, чтобы сложить все бумаги обратно. Рэчел поняла, что не ошиблась, когда увидела стопку каких-то старых квитанций, заботливо выровненных по обрезу и уложенных строго параллельно передней стенке ящика. Поверх этих квитанций был положен сломанный карандаш.
Вряд ли мать Рэчел — или любой другой человек — стала бы держать под рукой ненужный карандаш. В лучшем случае она бы просто бросила его в ящик или засунула куда-то под бумаги, под те же квитанции, к примеру.
— Поздравляю, мисс Рэчел Холмс, — пробормотала Рэчел сквозь зубы и, придвинув стул, опустилась на него. — Вы превзошли в логике самого Шерлока Холмса. Кто-то определенно здесь побывал. Только кто? И что нам это дает?..
Рэчел хорошо помнила, что, в отличие от отца, который не только запирал все ящики стола, но и убирал ключи в сейф, откуда она сама достала их после его смерти, Ирэн Грант никогда не запирала даже дверь своей комнаты. Таким образом, у каждого из множества посторонних — сотрудников похоронного бюро, оценщиков, служащих налогового управления и прочих, побывавших в доме в последние месяцы, — была по крайней мере теоретическая возможность побывать в ее спальне. Но что интересного могло быть в ее письменном столе?! Письма и приглашения, пачка старых квитанций, конверты, рождественские открытки, писчая бумага, около дюжины авторучек и карандашей, начатый ежедневник, в котором было от силы пять-шесть записей о предстоящих встречах и приемах, флакончик с остатками лака для ногтей и коробочка со всякими канцелярскими мелочами — кнопками, скрепками, резинками, — вот и все, что здесь было.
Нахмурившись, Рэчел встала из-за стола, чтобы проверить ящики трельяжа, комода и ночного столика. И везде она натыкалась на тот же неестественный, образцовый порядок. Кто-то заглядывал и сюда, и этот кто-то был мужчиной — Рэчел поняла это по тому, как неловко, при всей своей аккуратности, неизвестный сложил лифчики и нижние рубашки матери.
Слегка пожав плечами, Рэчел заглянула в гардеробную матери. Эта была довольно большая комната, с зеркалами во всю стену. Внушительных размеров платяной шкаф, похоже, в свое время заносили по частям — целиком он вряд ли бы пролез в узкую дверь. Кроме отделения для верхней одежды, в нем было еще несколько полок и выдвижных ящиков, которые Рэчел стала не спеша проверять. Но и здесь она не нашла ничего интересного.
Заглянув в калошницу и пошарив в пыли под старыми вешалками для шляп, которые, очевидно, просто не успели вынести в подвал, Рэчел перешла к узкому и длинному, как стойка бара, туалетному столику у зеркала. Здесь в нескольких ящиках хранилась коллекция старинных кружевных носовых платков, которые ее мать собирала всю свою жизнь.
В третьем по счету ящике, который она осмотрела, Рэчел обнаружила кое-что любопытное.
Второе дно.
В тайнике лежала пачка писем, туго перетянутая полинявшей розовой ленточкой.
Держа письма в руках, Рэчел вернулась в спальню и снова села за стол. Смутное предчувствие вдруг овладело ею, но она все же заставила себя перерезать ленточку и достала из верхнего конверта исписанный с обеих сторон листок пожелтевшей, потертой по краям бумаги.
Почерк показался ей незнакомым, но вот подпись, аккуратную подпись с курчавым росчерком в конце, она узнала сразу.
«У каждого свои секреты… — вспомнила Рэчел. — Этот дом — кладбище секретов».
Судя по дате, это первое письмо было написано и отправлено адресату всего через месяц после ее, Рэчел, появления на свет. Начиналось оно просто и без затей:
«Дорогая, любимая Ирэн…»
— Мне это не нравится, — сказал Эдам и, прищурившись, поглядел по сторонам.
— Думаешь, мне нравится? — спросил Ник, пожимая плечами. — Но этот парень сказал, что будет сам выбирать место для встречи. Иначе никакой встречи не будет вообще.
Эдам снова огляделся. Склад, где им назначил свидание человек Уолша, располагался в заброшенном помещении. Снаружи в самом разгаре был теплый весенний день, но в огромном ангаре было темно, сыро и холодно.
— Взгляни-ка вон туда, — сказал Эдам, указывая на висячие лестницы и трапы, смонтированные почти под самым потолком склада. — Шлепнуть нас оттуда — пара пустяков. Достаточно, поставить там несколько опытных стрелков, и…
