— А что же мне тогда делать? – ошарашенно заморгала подкрашенными ресницами Ася. — Дома сидеть, что ли? У меня же двое детей на руках…
— Ну, я не знаю, Ася, ну, придумайте тогда что–нибудь! – скорбно развела руками Леночка, хватаясь за трубку зазвонившего телефона. Выплюнув в нее скороговоркой вежливо–быстрый текст про отсутствие на месте руководительницы и совершенное незнание о времени ее появления, продолжила: — Тут, знаете, нужна фишка какая–то особая… Вот, например, можно пожаловаться, что вас муж бросил! А что? Вот Анна Ильинична из бухгалтерии, когда ей про себя такое рассказала, они после этого чуть ли не подругами стали! А? Как вам идея?
— Нет, Леночка, плохая это идея… — вздохнула горестно Ася. – Мы же с Валеркой… То бишь с Валерием Федоровичем одноклассники бывшие, и он вполне ей раньше мог рассказать, что муж мой погиб три года назад…
— Так вы с бывшим шефом одноклассники? Вон оно что… Ну, тогда вам действительно хана, Асенька…
На работу она в это утро все равно опоздала. И порядочно так, на полчаса целых. Каждый первый уже успел, наверное, за эти полчаса к вожделенной кофеварке в ее «бистро» сунуться. Приучила же на свою голову. Теперь уж и опоздать нельзя…Она не успела даже и раздеться, как к ней заглянула встревоженная Леночка и, округлив большие глаза, проговорила испуганно:
— Ася, вас Катерина уже три раза спрашивала! Вы чего так опоздали? Случилось что–нибудь, да?
— Лен, а она злая сегодня? Или так себе?
— Ну да, злая… Я ей сказала, что вы в соседнюю лавку за свежими салатиками убежали. Так что врите правильно, ага?
— Спасибо, спасибо, Леночка. Я твоя должница. В следующий раз я тебя тоже прикрою…
«А будет ли он вообще, следующий–то раз?» — промелькнула у нее в голове тоскливая мыслишка, пока она мчалась быстрой испуганной мышью в кабинет начальницы. Робко постучав, Ася вошла и встала у порога виновато и пристыженно, как натворившая неприличных дел школьница. Пристыженность и виноватость эту она вдруг ощутила так остро, так объемно, будто она легла несусветной какой тяжестью в виде огромного булыжника на ее плечи, и потянула их вниз, и заставила задрожать губами от страха и напряжения.
— Заходите, Ася. Садитесь. У меня к вам вопрос. И не вопрос даже, а претензия.
— Да, я слушаю… — пытаясь изо всех сил унять трусливую внутреннюю дрожь, тихо проговорила Ася.
— Вот ответьте мне, пожалуйста, на один вопрос: у нас тут что, богадельня? Или приют для бедных голодных странников? Никто целыми днями не работает, все только в буфете этом вашем толкутся! Я что, обязана всех кормить? Это хоть в одном законе написано, что работодатель обязан кормить своих сотрудников? А? Я вас спрашиваю, Ася, чего вы молчите?
— Нет…
— Что – нет?
— Ну, нигде не написано… Но ведь у них и официального перерыва нет…
— И что? Это значит, что они должны проводить целый день над тарелкой и чашкой? Вам не кажется, что все это несколько странно? Превратили офис в столовую, и рады! Мне кажется, пора прекращать это безобразие. А вы как думаете?
— Я? Я не знаю… То есть все правильно, конечно…Это ваше право…
Ася сбилась и замолчала. Сидела, низко склонив голову и боясь поднять на строгую Катерину глаза. Откуда она знала, что она об этом думает? Да ничего она такого вообще и приблизительно даже не думает. Как просил ее Валерка в свое время, так и делала. Чтоб все довольны были. Чтоб сыты. Чтоб никто и никуда не убегал…
— И вообще, я как–то не совсем понимаю здесь вашей основной функции, Ася. За чистотой следят уборщицы, канцелярские принадлежности могут сами сотрудники себе покупать, а за их питанием следить – так это вообще нонсенс какой–то, здесь не детский сад с нянечками. Чем вот вы сейчас намерены заняться, например? В ближайшие полчаса?
— Ну… Надо заказать бумагу для принтера и факса, надо съездить к энергетикам сверить счета - у нас переплата идет, потом там от арендодателя нашего письмо лежит, он просит согласовать условия для продления договора, потом…
— Ну ладно, хватит. Я поняла. Идите, работайте. А насчет вашего буфета — дайте мне предложения к концу дня. С учетом всех моих замечаний. Будем что–то решать… Выдумал же умник какой–то должность такую – офис–менеджер…Господи…
Катерина дернула презрительно головой и уткнулась в бумаги, вертя между большим и указательным пальцем красивую тоненькую авторучку. Ася тихо поднялась со стула, пристыженно и обреченно побрела к дверям, ступая на носки и стараясь не стучать каблуками. Выйдя из кабинета начальницы, ощутила вдруг страшную леденящую усталость, похожую на равнодушное смирение перед гибелью. Опять стало до слез жаль себя, и она даже донесла эти слезы прямо до своего маленького кабинетика, забитого всяческими нужными коробками и коробочками со всяческими нужными в хозяйстве вещами и канцелярскими товарами. А чуть всплакнув, тут же это дело и прекратила – работы и в самом деле было много. Ее всегда много у тех, кто не кричит на каждом углу об авралах и недостатке времени, кто делает ее для другого глаза незаметно, но для себя честно и добросовестно от своей же простоты, страха и совести. Ей до конца дня и подумать больше некогда было о нависшей над ней угрозе потери работы и заработка, страх этот вернулся к ней тревожными мыслями лишь в переполненном автобусе, в котором она возвращалась вечером домой. Вернулся и встал перед ней нехорошим вопросом – а куда ты, матушка, и в самом деле устроишься в свои почти сорок лет? И где еще такую зарплату найдешь, которой баловал тебя Валерка на протяжении долгих пяти лет? И слава, слава богу, что у тебя есть такие друзья, как Жанночка с Левушкой. Слава богу, не бросают они тебя, бедолагу, на произвол судьбы…
Вечером она позвонила Жанночке. Как–то само собой вошло у них в строгое правило – каждый вечер Ася должна была ей звонить и рассказывать обо всем, что случилось с ней за день. И спрашивать мнения. И совета. И слушать комментарии. И не спорить, не дай бог…
Жанночка выслушала ее грустный рассказ о случившемся утреннем разговоре с начальницей будто даже и с удовольствием. Задавала вопросы, смаковала–уточняла детали – в общем, проявляла живейший интерес к происходящим с Асей на работе событиям. И хохотнула даже весело в трубку, обозвав Катерину Дунькой, которую пустили в Европу — офис–менеджер ей на фирме, видишь ли, лишним ртом показался. И на той же радостной ноте вдохновенно начала убеждать Асю в крайней безысходности ее положения, и голос в трубке звучал при этом так бодро и жизнерадостно, будто речь шла о какой–то давно ожидаемой Асей жизненной удаче, которая вот–вот должна подоспеть, да только задержалась где–то на полпути и ее просто терпеливо ждать надо, отбросив все сомнения:
