Они оба постояли с минуту, вглядываясь друг в друга. Наконец, парень отставил лопату в сторону и пошел по тропинке, на которой еще виднелись следы множества ног, по направлению к стоящей за калиткой Анюте. Когда он подошел поближе, стало видно, что парень очень молодой. И очень напуганный.
– Ольга? – спросил он шепотом, подойдя совсем вплотную. – Вы ведь Ольга, да?
Анюта проглотила ком, стоящий в горле, и кивнула: не сверху вниз, не в стороны, а как-то по диагонали.
– Ольга, у нас горе! – так же шепотом сказал парень. – Игорька убили! Говорят, хулиганы! Но я не верю! Ольга, вы не думайте, я про вас никому не сказал! Игорек предупреждал меня, что я не должен говорить ни слова! Никому! Что у вас обстоятельства! Милиция ничего не узнает! Но вам лучше уехать и больше никогда сюда не приезжать!
– Когда это случилось? – наконец, спросила она то, что, по ее мнению, должна была спросить неведомая Ольга.
– Позавчера! Позавчера днем! Но он это предчувствовал, уверяю вас. Не знаю, говорил он вам или нет, может, жалел, конечно, но он все понял уже давно… По письму понял!.. Ольга, я не знаю, какие у вас были дела – видимо, не только денежные, да? – но это было крайне опасно! И потом, ведь денег-то больше нет! Они теперь у вас, да? Ольга, ведь и вам может угрожать опасность, вы понимаете? Прячьтесь, прячьтесь! Милиция о вас не узнает, клянусь вам! И уходите, у нас такие соседи!
На какую-то секунду Анюте показалось, что парень сумасшедший – он разговаривал быстро, бессвязно: даже для человека, пережившего потрясение, это было слишком. У нее сложилось впечатление, что молодой человек не столько огорчен смертью художника (брата, надо полагать), сколько напуган тем, что она, то есть Ольга, пройдет за калитку и здесь останется.
– И больше никаких денег, понимаете? – он даже махнул рукой прямо перед ее лицом. – Никаких денег! Ничего этого не будет!
«Анюта!» – раздался голос Левицкого. Он еще не вышел из-за поворота – надо было сматываться.
Не попрощавшись, Анюта развернулась и побежала обратно к лестнице. Парень перегнулся через калитку, глядя ей вслед. Перехватить Левицкого она не успела – он тоже парня увидел.
– Кто это? – зло спросил он, схватив ее за плечо. Когда Левицкий сердился, рука у него была тяжелая. Сейчас это чувствовалось даже через пуховик.
– Опять ревнуешь? – спросила Анюта, выталкивая его из переулка, как танк.
– Хватит шутить! – от злости он даже побледнел. – Все! Это серьезное дело! Вполне возможно, что оно связано с какой-то сектой. Ты не должна даже близко подходить к этому дому, поняла?
– А вот у меня есть сведения, что это дело связано с деньгами! – довольная, ответила она.
– Какие сведения?
– Брат убитого принял меня за одну женщину… Так что я теперь ценный свидетель!
– Что он тебе сказал?
– Ну сейчас! – радостно ответила она. – Прямо вот так взяла и выложила!
Левицкий вздохнул так шумно, что собаки снова залаяли.
– Анюта, что он тебе сказал?!
– Будем торговаться? Что ты можешь мне предложить?
– Анюта, ты все врешь!
– Я ни на чем не настаиваю!
– Анюта!.. – Ему вдруг показалось, что она сейчас скажет: «Давай поженимся!». Этой фразы он давно от нее ждал и, главное, не мог понять, с какими чувствами. Левицкий слышал, что любовницы всегда этого требуют (слышал, впрочем, что и жены всегда устраивают скандалы), у него же почему-то все было не как у людей. – Долго будешь выпендриваться?
– Месяца три, не больше, – сказала она. – В крайнем случае, четыре… Впрочем, могу предложить сделку. Очень честную сделку! Я рассказываю все, что знаю, и ты делаешь то же самое.
– Ах вот что тебе нужно… – разочарованно протянул Левицкий. – Но я пока не много знаю. Я тебе все уже рассказал…
– Но потом ты будешь знать больше.
– Ишь ты! – сказал он. – Не предполагал, что моя любимая – спекулянтка. Разве это справедливый курс?
Но уж на такие обвинения она умела отвечать. Очень часто клиенты говорили ей: «А вот в соседней фирме, той, что за утлом, тот же отель стоит в три раза дешевле». За углом не было никаких фирм, и она обычно отвечала: «Почему бы вам в таком случае не пойти туда?»
– Почему бы тебе не пойти и не поговорить с ним самому? – ехидно спросила она Левицкого.
– Согласен, – сказал он. – Принимаю твои условия. Кстати, я думал, что ты попросишь меня развестись с женой…
– И что бы ты ответил? Что это несправедливый курс?
– Что ты продешевила.
– А ведь тут не стоянка, господа! – Молодой человек голубого вида вышел из «кадиллака», перегородившего переулок, печально уставился на них и вяло указал рукой на машину Левицкого. На плечи у него была наброшена норковая шуба, под ней виднелась белая рубаха с кружевным жабо. Левицкий хотел ответить как-нибудь погрубее, но молодой человек выглядел таким хрупким, что, казалось, мог рассыпаться от сильного порыва ветра.
– Частная территория? – поинтересовалась Анюта.
– Государственная, мадам. Народная. Но расчищается почему-то только моими работниками. И не для ваших машин. Вы не позволите мне проехать к себе домой?
– Позволим. Если вы ответите на наш вопрос.
– Задавайте.
– Что означают ваши вензеля на воротах?
– Это не вензеля. Это мой девиз. «Все свое ношу с собой». Omnia mea mecum porto.
– Как на воротах Бухенвальда, – заметил Левицкий.
– На воротах Бухенвальда было: «Каждому свое», – вежливо возразил молодой человек. – Всего хорошего!
Наконец, машины разъехались. Левицкий же долго не мог успокоиться. До самой Перловки он строил разные предположения: что же имел в виду молодой человек своим девизом? Что он носит с собой?
Анюта хохотала так, что у нее заболел живот.
* * *
Из осмотра места происшествия:
«…на вид тридцати-тридцати пяти лет, худощавого телосложения, рост примерно 180 см, блондин… Смерть наступила предположительно в 16.00–16.30… Следов борьбы не обнаружено. Тело лежит на полу, лицом вниз, на ковре многочисленные пятна крови, следов волочения тела нет… Комната, в которой найден убитый, предположительно является мастерской. На верстаках стоят многочисленные банки с красками, растворителями, использованными кистями. В углу стоит рулон холстов. У стены – две незаконченные картины религиозного характера… Смерть наступила от удара в сердце острым узким металлическим предметом, похожим на пику. Подобных предметов в доме не обнаружено…»
– Михаил Сергеевич! – негромко сказал лейтенант. – Ледовских пришел. Он в коридоре сидит. Позвать?
Борисов отложил в сторону протокол, кивнул головой. Спустя несколько секунд в кабинет зашел молодой парень в джинсах и дубленке. Вид у него был утомленный, но вполне собранный.
