И наконец, он вновь возвращался к вопросу, заданному слушательницей «Европы-1» относительно котла отопления. В полиции, видимо, принимали Луи Прадье за круглого идиота, если полагали, что он не принял бы никаких мер, чтобы заставить поверить в бегство жены. А ведь кроме каких-то кусочков ткани, костей, что еще нашли в топке? Ничего. А в доме? Ни единого следа крови. Следователи считали, что Прадье разрубил труп в ванне, затем пустил воду и смыл всю кровь. Но не нашли ни топора, ни капли крови. Или труп госпожи Прадье целиком засунули в топку? Да ведь это невозможно!
Нечего сказать, статья вызывала опасения, но Ольга решила, что судьи и полицейские не обратят на нее особого внимания на данном этапе следствия: в полдень по радио сообщили, что взятая на анализ сажа из дымохода содержала избыточное количество животного жира. Вся труба дымохода и входное отверстие были покрыты толстым слоем жира.
Видимо, это открытие сыграло решающую роль, так как уже вечером стало известно, что Луи Прадье предъявлено официальное обвинение в убийстве. Бизнесмен попытался протестовать, доказывал свою невиновность, утверждая, что у жены с некоторых пор появилась привычка сжигать всякий мусор, и когда он по вечерам приходил домой, по всей вилле ощущался ужасный запах.
Когда выяснилось, что Луи продолжает бороться и хочет себя обелить, Прадье обозвали отвратительным циником. Это был пик напряжения. Впервые о деле заговорили и в клинике. Медсестра как-то сказала Ольге:
— Надо же, какое хладнокровие! Говорить такие вещи! Я, конечно, не знала этого типа, но, наверное, своей бедной жене он устраивал кошмарную жизнь.
Ольга взглянула на нее исподлобья.
— Кто знает? — шепнула она.
— А вообще интересно, — снова начала сестра, — может, этот Прадье не одну ее убил. Посмотрите, так быстро все не кончится. Вот только странно, что нигде не печатают фотографии убитой. Я где-то читала, что их так и не нашли.
— Любопытно! — сказала Ольга. — А что говорит Прадье?
— Не знаю. За него нечего беспокоиться, такой всегда найдет объяснение. Прямо чудовище!
Это слово Ольге не понравилось.
— Вы что, его ненавидите? Как можно верить всему, о чем пишут в газетах?
— Да я и не верю, вот только он очень напоминает мне отца. Тот тоже издевался над мамой. Она, бедняжка, даже умерла от горя. Никогда ему этого не прощу!
На следующий день с носа сняли повязки, и Ольга очень радовалась, увидев, что он в точности такой, как она хотела. И швов почти не было видно.
— Ну как? — спросил доктор Жерар, поднеся ей зеркало. — Нравится?
— Изумительно, — прошептала она. — Я стала совсем другая.
И тихонько заплакала. Доктор Жерар растрогался и по-отечески пожурил:
— Ну-ну! Если будете плакать, ваш новый носик ужасно покраснеет, и вы станете совсем некрасивой.
Ольга нервно рассмеялась. Ей хотелось без конца любоваться своим лицом, и доктор Жерар велел принести ей трельяж, чтобы она могла видеть себя в профиль.
— Смотрите, — сказал он, — вы стали похожи на актрису Мартину Кароль.
— Ну что вы, доктор!
Но Ольга и сама была очарована. И светлые волосы так шли к изменившемуся лицу!
— Надо следить за собой и еще долго продолжать лечение, — сказал хирург, — если бы вы выписались сейчас, то от сухого льда, который мы вам прикладывали, нос стал бы фиолетовым, и белым проступили бы швы. Чтобы этого не произошло, надо запастись терпением. А иначе могут появиться острые боли.
Затем он пошутил:
— Через три месяца выйдете замуж. А через год уже родите малыша. Учтите, я хочу быть его крестным отцом.
В ответ Ольга только блаженно улыбалась. Дело об убийстве, муж, вся ее прошлая жизнь сразу отошли на второй план. Это было второе рождение, и Ольга, вернувшись к себе в палату, напрочь забыла о газетах и приемнике. Устроившись у зеркала в ванной, она стала делать себе разные прически, изучать свое лицо. Жаль только, что ей категорически запретили косметику, с макияжем эффект был бы потрясающий. Теперь никто не смог бы опознать в Эдит Рюнель серенькую, некрасивую Ольгу Прадье.
Это был выдающийся день, и медсестра весело улыбалась, глядя на нее:
— Вы такая хорошенькая, я совсем не помню вашего прежнего лица. Надо будет посмотреть на фотографии, которые сделали до операции.
К Ольге мгновенно вернулись все ее тяжелые мысли.
— А что с ними сделали? Я бы хотела, чтобы их все уничтожили.
— Нет, мы обязаны хранить их на случай проверок. Иногда приходят из полиции и проверяют наши досье. Женщины, конечно, редко бывают преступницами и тем не менее…
Ольга задрожала, испугавшись, как бы такое не произошло и с ней.
— Значит, вам кажется, я хорошенькая? — кокетливо переспросила она в надежде сменить тему разговора.
— Очаровательная!
Они принялись обсуждать платья и прически. Потом Ольга осталась одна до тех пор, пока не принесли вечерние газеты.
«Следственный эксперимент в Монморанси. Завтра в 15 часов» — гласил заголовок. Ольга замерла, как зачарованная.
Следственный эксперимент. А зачем? Наверное, следователь надеялся таким образом заставить Луи признаться, но ведь могут выплыть еще всякие неясности и противоречия. Следователь Алонэ принял у себя в кабинете нескольких свидетелей, соседей пропавшей и владельцев магазинов. Всем запомнилась полковничиха Шазон, которая, выходя от следователя, согласилась ответить на вопросы журналистов. Она так расхваливала свою подругу, госпожу Прадье, такую замечательную, воспитанную женщину, которая повсюду сеяла только добро. В последние недели свидетельница несколько раз слышала крики о помощи и даже как-то раз попросила госпожу Прадье объясниться. Но напрасно, бедняжка не стала ей ничего рассказывать.
— Я уверена, — заявила полковничиха, — что госпожа Прадье не уезжала с виллы ни в пятницу 28-го, ни в субботу 29-го. Тем более на машине. Я бы обязательно услышала.
Однако в вечернем выпуске новостей сообщили важную вещь: к следователю Алонэ явился некий Туни, частный детектив, и сообщил, что он некоторое время работал на обвиняемого. При этом не уточнялось ни что именно он делал, ни в какое время работал. Эта информация появилась в газетах только на следующее утро.
Туни был инспектором службы национальной безопасности и, когда вышел в отставку, основал почтенное частное сыскное бюро. Луи Прадье поручил ему следить за женой, когда она будет ездить в Париж, и Туни за неделю до убийства приступил к своим обязанностям. Возможно, Ольга Прадье заметила за собой слежку. Во всяком случае, Туни потерял ее в музее Лувра. Он доложил обо всем Прадье, и тот, разозлившись, отказался от его услуг.
