— Вы что-нибудь трогали? Может быть, что-то выбросили?
— Я трогала Морин Чейз! Я пыталась спасти ей жизнь…
Фил кивнул.
— Я это знаю.
Некоторое время они просидели в молчании. Потом Кили заговорила:
— Я все-таки не понимаю, детектив. Если она не была мертва, как им удалось ее одеть? Как они усадили ее в машину? Она была сильной женщиной. Сомневаюсь, что она пошла на это по доброй воле.
— Ей сделали укол, — со вздохом ответил Фил. — Патологоанатом нашел след от укола шприцем у нее на шее.
— От укола шприцем? Вы хотите сказать, что кто-то подкрался к ней и уколол? Да разве это возможно?
— Мы считаем, что этого человека она знала. Она впустила его в дом, ни о чем не подозревая.
— Нет, я не понимаю. Вы хотите сказать, что кто-то пришел к ней в дом со шприцем наготове? А потом представил все так, чтобы это выглядело как самоубийство?
— Да, он хотел, чтобы это выглядело как самоубийство. Но мы не думаем, что убийство было спланировано заранее.
— Не было спланировано? Но кто же просто так ходит с полным шприцем в кармане? Впрочем, это, конечно, мог быть наркоман, — предположила Кили, размышляя вслух. — Морин, наверное, успела засадить немало наркоманов за время своей карьеры. Но я не верю, что она могла вот так запросто впустить в дом какого-нибудь знакомого ей потребителя героина.
— Да нет, все было не совсем так… — перебил ее Фил.
— Откуда вы знаете?
— Тут все дело в лекарстве. Результаты анализов уже получены. Это был инсулин.
— Инсулин… — прошептала Кили.
— Он вызвал у нее шок. Мы полагаем, что убийца был диабетиком и носил инсулин с собой. Я хочу сказать: если бы он специально отправился туда с намерением оглушить ее какой-нибудь дозой, к его услугам была целая куча других лекарств. Но инсулин — вещь довольно-таки специфическая. Должно быть, мысль об убийстве пришла ему в голову внезапно, а инсулин у него всегда был при себе. Что с вами, миссис Уивер?
— Ничего, — сказала Кили. — Просто я… Я просто удивилась.
Фил подозрительно уставился на нее.
— А мне кажется, вы в замешательстве. Вам это что-то говорит — то, что он диабетик?
— Нет, — решительно отрезала Кили. Сердце бешено колотилось у нее в груди, но она заставила себя говорить спокойно. — Разумеется, нет.
На этот раз она сознательно лгала.
Кили постучала в дверь комнаты Дилана.
— Да! — крикнул он.
Она открыла дверь и заставила себя улыбнуться ему.
Дилан снял наушники и посмотрел на мать.
— Что хотел детектив на этот раз?
— Ничего особенного, — отмахнулась Кили. — Детали разные уточнял. По поводу смерти мисс Чейз.
— Мам, у тебя совсем больной вид. Что случилось?
— Да нет, просто голова болит. Послушай, родной, у меня появилась отличная идея.
— Чего? — с подозрением спросил он.
— Ну, я подумала… Раз тебе надо написать о Верховном суде, почему бы нам не съездить в Вашингтон? Это всего полтора часа езды отсюда. Ты, я и Эбби. Снимем где-нибудь комнату и пойдем на экскурсию в Верховный суд! Это придаст твоему сочинению… солидности, понимаешь? Достоверности. Ты мог бы сделать снимки, я могла бы тебя сфотографировать на фоне суда…
— Мам, я же не в пятом классе! И мне не надо писать сочинение «Как я провел летние каникулы».
— Знаю. Но мне все-таки кажется, что это было бы отлично. Ты мог бы поговорить с людьми, которые там работают. Ты же сам сказал, что тебе нужны хорошие отметки. В конце концов, это всего лишь небольшая поездка. Что, собственно, ты имеешь против?
Дилан пристально посмотрел на нее.
— Я не могу. Завтра у меня встреча с доктором Стоувером.
— Я ее перенесу, — бодро откликнулась Кили.
— Мам, я устал, — пожаловался он. — Я не хочу никуда ехать.
Она знала, что он устал. У него были темные круги под глазами, он казался ей вялым с тех самых пор, как вернулся домой. Но она должна была увезти их отсюда.
— Отдохнешь в машине. Мы возьмем с собой твое лекарство.
— Спасибо, мам! Вечно ты печешься о моем здоровье.
Его горький сарказм вызвал слезы у нее на глазах.
— Я всегда стараюсь делать то, что идет на пользу моим детям, — хрипло прошептала Кили.
— Что случилось? — нахмурился Дилан.
— Ничего не случилось! За последнее время столько всего случилось плохого, что я просто решила сменить обстановку. Почему тебя это удивляет?
Дилан смотал шнур наушников и выключил проигрыватель.
— Ты никогда раньше так не делала.
Кили торопливо вытерла слезы и всхлипнула.
— Чего я не делала?
— Не убегала.
Она уже собиралась возразить, но осеклась, вспомнив, что решила всегда говорить ему правду. По крайней мере — насколько возможно.
— Послушай, Дилан, я не прошу тебя съездить со мной на Аляску. Речь идет всего лишь о короткой поездке в Вашингтон. Неужели я прошу слишком многого? Я знаю, что ты устал. Я бы не просила, но это действительно очень важно.
— Почему? — спросил он упрямо. — Объясни, и я поеду.
— Ладно. — Кили судорожно вздохнула. — Дилан, скоро случится… нечто ужасное. С одним из наших знакомых. Я не хочу быть в этом замешанной. Ничего не хочу знать. Я предпочитаю оказаться подальше отсюда!
— О ком ты говоришь? Что должно случиться?
— Пока я ничего больше не могу сказать. Поверь мне, очень скоро ты сам все узнаешь.
— Просто скажи мне, о ком речь, — заупрямился Дилан.
— Дилан…
— Да ладно тебе, мам!
Кили заколебалась. Ей было хорошо знакомо это непримиримое выражение на лице сына. Можно было не сомневаться: он не уступит. «Ладно, — подумала она, — все равно бесполезно оттягивать неизбежное. Дилан так и так скоро узнает. Полиции много времени не понадобится, чтобы добраться до истины».
— Это Лукас, — сказала она. — Доволен? Это Лукас.
— И что же с ним будет?
— Я думаю, его арестуют.
— Тот легавый из-за этого приходил?
— Нет, — ответила Кили, — он был здесь… по другому поводу.
— А за что его арестуют? Это серьезно? Какое-нибудь адвокатское мошенничество?
— Нет, Дилан, это вопрос жизни и смерти. Все, хватит с тебя. Больше я ничего не скажу. А теперь я хочу, чтобы мы как можно скорее уехали. Можешь ты хоть раз обойтись без споров? Неужели тебе так трудно поверить мне на слово? Просто поверь мне и уложи свои вещи.
— Ладно, — вздохнул Дилан. — Твоя взяла.
Эбби заснула в своем детском сиденье еще до того, как они выехали на автостраду. Дилану Кили разрешила запускать любые компакт-диски, лишь бы музыка не разбудила сестренку. Это отвлекло его: отпала необходимость разговаривать.
