Больше добавить было нечего.
Маша обернулась и увидела молоденькую ассистентку, которая прибежала сказать, что Артем пришел и просил, чтобы Маша зашла к нему в кабинет. По-видимому, она застала часть их разговора, и на ее лице был написан священный ужас. Во-первых, она поняла, что такое журналистская семья, а во-вторых, что репортерская профессия, возможно, не совсем то, к чему стоит так рьяно стремиться.
— Сейчас иду, — кивнула Маша и вместе с неразлучной троицей направилась в отдел новостей.
— Надолго ты к нам? — спросила Ирунчик.
— Наверное, скоро опять туда? — добавил Петюня.
— Она иначе не может, — сказал Гоша. — К острым ощущениям привыкают, как к наркотикам.
— Разве я не обыкновенная женщина, ребята? — проворчала Маша. — Разве и мне не хочется мира и спокойствия?
— Нет, вы не обыкновенная женщина! — истово пропищала ассистентка, поспешающая за ними сзади. — Вы потрясающая женщина!
— Ты думаешь, одно другое исключает? — с любопытством оглянулась на нее Маша.
— Конечно!
— А как там сейчас обстановочка? — поинтересовался Петюня, подсмыкивая на ходу свои широченные штаны. — Напряженность растет? Я записал твой последний репортаж на видак и прокручиваю дома.
— А у меня он прокручивается в голове, — сказала Маша. — И я не могу нажать на «стоп».
— На днях в Москве начинаются трехсторонние консультации по вопросу перемирия и дальнейших мирных переговоров, — торопливо сообщил Гоша. — Только что-то не очень во все это верится. Чечня — это для нас второй Афганистан! — авторитетно заявил он.
— Нет, Гоша! — горячо воскликнула Маша. — Это не так!
— А как же?
— Вот это я и пытаюсь понять… — хмыкнула она.
— Это ваш кавказский сюжет! — снова подала голос ассистентка.
Если Господь Бог существует, то он должен обладать большим чувством юмора. Иначе бы он не изрекал такие важные вещи устами леденцовых ассистенток в сетчатых колготках.
Именно так. Это был старый кавказский сюжет, который до Маши пересказывали другие люди. Теперь она пересказывала его на свой лад. И не просто пересказывала. Она сама была его героиней.
* * *
Когда Артем увидел Машу на пороге своего кабинета, то немедленно бросил телефонную трубку и отложил бумаги. Радостно улыбнувшись, он поднялся ей навстречу и, нежно взяв под руку, усадил в кресло.
— Неужели ты пришла с утра пораньше, чтобы сказать, что соскучилась по мне? — воскликнул он и, обернувшись к ассистентке, с умилением взиравшей на эту сцену, попросил:
— Принеси-ка, милая, нам кофе, что ли.
— Мы только что из буфета, — сказала та, сделав ударение на слове «мы».
Артем поморщился.
— Мы действительно только что из буфета, Артемушка, — улыбнулась Маша.
— Ну тогда, — сказал он, обращаясь к ассистентке, — просто оставь нас одних.
Надув губки, словно ребенок, которого взрослые выставляют за дверь, когда начинается самое интересное, девочка повиновалась.
— Видишь, какие кадры прорастают! — вздохнул Артем.
— Вот именно…
— Ты чем-то расстроена?
Маша подняла на него глаза. Как и Рита, Артем всегда был ее настоящим другом и очень чутко ловил перемены ее душевного состояния. Но постель, так некстати замешавшаяся между ними, слегка свихнула ему мозги.
— Это из-за меня? — осторожно спросил он. — Или из-за того Терминатора?
— Никакой он не Терминатор. И дело совсем не в нем…
— А в ком?
Как объяснить ему? Конечно, все последние события в ее жизни сказались на ее мироощущении. И то, что случилось с Ромой, и то, что она испытала с Волком… Но было еще что-то. Поговорив с этой смешной и непосредственной девочкой-ассистенткой, Маша почувствовала, что сама она, кажется, утратила способность такого непосредственного восприятия.
— Мне страшно, Артемушка, — честно ответила она. Но он снова не понял ее.
— Все позади! Ты просто устала. В конце концов, тебе вовсе не обязательно больше мотаться на Кавказ. У нас впереди новая программа…
Маша только мотала головой, и глаза у нее были снова на мокром месте.
— Ты сделала столько, сколько другие бы не сделали и за десять лет… У тебя есть имя. Никто не требует, чтобы ты и дальше расплачивалась за все своей кровью…
— Не то! Не то, Артем! — воскликнула она. — Мне страшно совсем по другой причине. Со мной что-то происходит. Раньше у меня бы просто крылья выросли, если бы мне сказали о новом шоу. Да и репортерская работа была для меня единственным и самым большим счастьем. Теперь все изменилось. Я чувствую, что телевидение больше не имеет для меня прежнего значения, а ведь оно и правда было моим домом! Теперь я чувствую, что могу быть счастлива только рядом с любимым мужчиной. Не думаю, что это хорошо. Поэтому мне страшно…
— Хотя я помирился с женой и на нашем семейном небосклоне нет ни одной тучки, — признался Артем, — мне кажется, что я ревную тебя к этому человеку.
— Я же тебе говорила, что…
— Погоди, — нетерпеливо перебил он, — я совсем не о том. Это я сначала так думал, что это обычная мужская ревность. Но когда ты рассказала мне о своих ощущениях, я понял, что я ревную тебя к нему из-за нашей работы. Наверное, это похоже на ревность моей жены к тебе, когда она подсчитывала, сколько времени я провел с ней дома, а сколько с тобой в студии. Люби его на здоровье, но умоляю тебя, не расслабляйся! Не выбрасывай из своего сердца работы!
Он так испуганно и горячо просил ее, что Маша не выдержала и улыбнулась. Они по-дружески обнялись.
— Я не хотела тебя так огорчать, Артемушка, — сказала она. — Прости меня, глупую. Я никогда не брошу своей работы.
— Пообещай! — наивно потребовал он.
— Клянусь тебе, — снова улыбнулась она. Только после этого он успокоился.
— А вообще-то, — произнес немного погодя этот благородный человек, — я должен быть счастлив, что ты нашла своего мужчину!
— Ну вот, и будь счастлив.
— Так-то оно так, но мне всегда казалось, что идеальная партия для тебя — это какой-нибудь маститый режиссер или влиятельный продюсер. Но только не военный…
— Ты говоришь, как моя мама.
— Потому что я питаю к тебе родительские чувства.
— Тогда ты должен понять, что такое для меня — женское счастье. Я его люблю. Он часть меня. Мне даже кажется, что мы были с ним одним целым в какой-то другой, прошлой жизни…
Артем засмеялся.
— Ну так будьте одним целым и в этой жизни. Я не против. Наоборот, благословляю… И я действительно рад за тебя. Но если когда-нибудь, — шутливо продолжал он, — этот блестящий офицер тебе все-таки наскучит, я самолично подыщу тебе такого ослепительного продюсера или режиссера, просто пальчики оближешь…
