— Точно?
— Железно.
Он пошел к выходу. Но остановился в дверях и произнес:
— Ты должна знать, что я тебя люблю. Что все остальное не имеет никакого значения. И не придумывай себе ничего, договорились?
— Все в порядке, — улыбнулась она, — я просто приболела. Ты езжай. Вечером встретимся или созвонимся.
— Я вот все думаю… — вздохнул Говоров, — ты когда-нибудь сможешь меня по-настоящему простить?
Татьяна замахала на него руками:
— Радость моя, арбайт, арбайт, ферштейн? Уже простила и забыла. Марш на работу!
Он поцеловал ее и вышел. А Тото заперла за ним двери и отправилась к зеркалу. Она внимательно вглядывалась в свое изображение несколько мучительно долгих минут, затем провела ладонью по лицу, как делают мимы, стирая нелепую улыбку. И ответила твердо:
— Я все смогу!
* * *
Вадим, осторожно постучав, вошел к хозяину.
— Вызывали?
— Надеюсь, я вам не помешал, — любезно улыбнулся ему одноглазый. — У меня короткое сообщение, всего на несколько минут. Я хочу познакомить вас с вашим новым коллегой. Вот, прошу любить и жаловать — Алексей.
Он сделал небрежное движение рукой, и навстречу Вадиму поднялся из кресла человек лет на десять моложе Валерия и самого Вадима Григорьевича, в хорошем, дорогом костюме, который он явно умел носить. Лицо у него оказалось приятное, правильных черт, но непроницаемое, а глаза холодные, отстраненные, с безжалостным взглядом бойцового пса.
Вадиму он сразу не понравился, но руку он все-таки протянул. Чтобы не протянуть ноги, как по-дурацки шутил Валерка.
— Вадим Григорьевич, — представился сухо, подчеркивая разницу между собой и этим хлыщом, — очень приятно.
— Взаимно. — И Алексей слегка прищелкнул каблуками, чем еще сильнее раздражил своего нового коллегу.
— Я могу задать вам нескромный вопрос? — обратился тот к одноглазому.
— Я это не поощряю, но один раз — что ж, валяйте, — разрешил Владислав Витольдович.
— А с Валерием мне больше не придется работать?
Влад смерил его взглядом, в котором сквозили любопытство и некоторое даже уважение. Он ценил в людях решительность и бесстрашие, хотя и их не слишком поощрял, особенно при обсуждении его решений.
— Валерий оказался некомпетентен, — пояснил он терпеливо. — Что удивительно, его рекомендовали мне люди, чьему мнению я склонен доверять. Но, увы, они ошибались. И от услуг вашего коллеги мне пришлось отказаться. Надеюсь, вас это не слишком опечалило?
— Нет, нисколько. Просто…
— Конечно, вы имеете право поинтересоваться судьбой сослуживца. Что вам сказать? Незавидная у него судьба… Все, вы свободны. Можете идти. А я пока обсужу с Алексеем кое-какие детали.
Вадим чуть ли не бегом добрался на другую половину дома, где жил он сам, а также другие помощники, телохранители и обслуживающий персонал Владислава Витольдовича; кинулся к комнате Валерия. Вопреки обыкновению, та оказалась не заперта.
Он распахнул все шкафы, выдвинул ящики, перерыл письменный стол в поисках чего-то неведомого, чего и сам толком определить не смог бы. Но тщетно — помещение оказалось девственно-пустым и чистым, как гостиничный номер, из которого уже уехал постоялец, не оставив по себе ни единого следа.
Все выглядело так, будто никакого Валерия на свете не было, будто он приснился Вадиму Григорьевичу в каком-то особо замысловатом сне.
Он рухнул на кровать и обхватил голову руками. Его колотило.
* * *
Когда Татьяна появилась на Музейном, тетушки ждали ее с нетерпением, желая немедленно поделиться сенсационными открытиями. Подобными сведениями они предпочитали делиться исключительно на улице, твердо памятуя пословицу, что и у стен есть уши: в былые времена — потайные комнаты, в нынешние — средства слежения.
— Таточка! — Капа цепко ухватила ее за рукав. — Мы проникли в твою комнату и нашли тайник.
— Это оказалось так захватывающе интересно и так легко, что теперь у меня просто чешутся руки обнаружить еще что-нибудь, — прибавила Липа со скромной гордостью археолога, только что открывшего материальные свидетельства существования неизвестной цивилизации. — Какой-нибудь клад, например. Скифское золото…
— Скифское золото лежит в далеких курганах, — не слишком уверенно заметила Капитолина Болеславовна.
— Ах, где оно только ни набросано — это скифское золото. — И Липа обвела комнату широким жестом сеятеля. — Главное, правильно вычислить точку отсчета и иметь в кармане маникюрные ножницы, чтобы было чем поддеть пимпочку.
— Если вы думаете, что я хоть что-нибудь понимаю, — наконец смогла вставить слово Татьяна, — то вы высокого мнения о моем интеллекте. Что вы нашли? Тайник? Золото? Драгоценности?
— Тайник, — заговорщицки понизив голос, доложила Капа. — А в нем три письма. На очень хрупкой бумаге не бумаге, но она буквально рассыпается в руках, так что с ней надо очень осторожно обращаться. И чернила странные.
— Текст написан на французском, — подхватила Липа, — Старом. Очень интересный почерк. Два письма явно писал мужчина, одно — женщина. И содержание такое любопытное…
— Так что, — разочарованно протянула Тото, — в тайнике хранились чьи-то старые письма?
Капа и Липа лукаво переглянулись. Затем Олимпиада Болеславовна торжественно возвестила:
— Я боюсь произносить это вслух, может, это слишком смелая догадка, но письма стоят того, чтобы прятать их в тайник. И не только в наш. К тому же мы нашли еще кое-что. Таточка, идем же скорее, ты сама должна на все посмотреть.
Внимательно изучив содержимое шкатулки-книжки и с легкостью, повергшей тетушек в изумление, открыв черепаховый ларец, Тото глубоко и надолго задумалась. Во всяком случае, одна причина, по которой их семья вызывала у окружающих нездоровый интерес, наконец обнаружилась.
— Но это реально? — растерянно уточнила она у ошарашенных тетушек, которые не могли оторваться от черепахового ларчика.
— Твои прабабки еще не то учудили. Думаю, к ним в руки вполне могло попасть несколько подобных документов. Я еще удивлена, что так мало. Конечно, это может быть и подделка, но зачем тогда ее было так тщательно прятать? — рассудительно ответила Олимпиада.
— Судя по всему, мои прабабки были способны на все — в том числе и на розыгрыши, — недоверчиво хмыкнула Татьяна. — Почему не посмеяться над доверчивыми потомками?
— Но это ведь не розыгрыш, — возразила Липа. — Вряд ли Шура настолько верила в загробную жизнь, что рассчитывала посмеяться над доверчивыми потомками, глядя на них с какого-нибудь облачка. К тому же, Таточка, посуди сама: если письма и являются подделкой, то относительно вот этих штучек я авторитетно заявляю — они настоящие.
