– На это уйдет какое-то время.
– У тебя оно есть.
Она кивнула с отсутствующим видом. Спустя некоторое время Эмори спросила:
– Что произошло в доме Флойдов?
– Норман и Уилл ждали меня перед домом. Забыли прикрыть себя с тыла. Они мерзавцы, но не слишком сообразительные.
– Лиза и Полина?
– В безопасности. Я добрался туда до того, как братья привели в исполнение свою угрозу, вполне возможно, пустую. Им был нужен я, а не Лиза.
– Их арестовали?
– К этому моменту, вероятно, да. В горах полно копов всех мастей. Я оставил Нормана и Уилла так, чтобы их легко было найти, привязав к дереву той цепью, на которую они сажали своего пса.
– Поэтичная справедливость.
– Я так и подумал.
Она дотронулась до свежих ссадин на его лице.
Хэйес криво улыбнулся ей.
– Поначалу им идея не понравилась.
Эмори хотелось улыбнуться, ей нужно было поплакать, поэтому она прижалась к шее Хэйеса. Он обнял ее и прижал к себе. Она чувствовала движение его губ на своих волосах, но слов, которые он шептал, разобрать не могла.
Они не отпускали друг друга, пока парамедики не вкатили в хижину носилки.
Хэйес поднял голову Эмори и поцеловал ее в губы, тепло и сладко.
Потом он отошел в сторону, предоставив ее заботам парамедиков, которые настояли на том, чтобы привязать Эмори к носилкам из-за полученной ею травмы головы. Когда они катили носилки через порог, она заметила сержанта Грейнджа. Эмори окликнула его, и он обернулся. Лицо у него было пепельным, глаза не искрились, как обычно.
Одними губами Эмори произнесла:
– Спасибо.
Он быстро кивнул, принимая ее благодарность, потом снова уперся взглядом в землю.
Ища Хэйеса, Эмори попыталась повернуть голову, но из-за фиксирующей повязки на лбу ей это не удалось. Не увидев его, она пыталась поднять голову, но тщетно. С нарастающей тревогой Эмори осмотрела двор настолько внимательно, насколько ей позволяло периферическое зрение.
Наконец она увидела Джека Коннела. Он смотрел на нее, и Эмори мгновенно поняла, почему у него такое мрачное лицо.
Она перестала пытаться поднять голову. Ей не найти того, кого она искала. И слезы, стекающие из уголков ее глаз, тоже напрасны. Не следовало удивляться тому, что Хэйес исчез. Он сказал ей, что исчезнет, а он всегда делает то, что обещал.
Вдоль всего маршрута по Атланте, протяженностью в двадцать шесть миль, бегущих подбадривали зрители и болельщики, но именно у финишной черты людей было особенно много.
Когда Эмори пересекла ее и диктор объявил ее имя, представив доктора Шарбонно как организатора этого благотворительного марафона, раздался одобрительный рев толпы. Эмори тут же обступили репортеры телеканалов и агентств новостей, всем требовалось, чтобы она сказала пару слов. Ей все еще нужно было отдышаться, поэтому выступление было коротким.
Другие бегуны похлопывали ее по спине, обнимали. Один из ее пациентов, шестилетний мальчик, робко подошел к Эмори и попросил у нее автограф. Группа ветеранов войны, преодолевших расстояние в инвалидных колясках, выстроились в ряд, чтобы поприветствовать ее и пожать ей руку.
Тело Эмори болело. Правую ступню дергало так, что она едва ли не хромала. Она почти падала от усталости, но душа ее ликовала. По очень многим причинам добежать дистанцию до конца означало для нее победу разума, тела и духа.
За последние шесть месяцев в жизни Эмори многое изменилось.
Когда полиция завершила расследование последних часов жизни Элис, за телом приехали ее родственники, чтобы перевезти его в родной город в Теннесси и похоронить. Эмори с ними не контактировала.
Она кремировала то, что осталось от Джефа, обойдясь без какой бы то ни было церемонии прощания. Проявления горя были бы лицемерием. Эмори получила всего лишь несколько карточек с соболезнованиями. Ее вежливые ответы были такими же обязательными, как и сами карточки. Все вещи Джефа были упакованы в коробки и отправлены в приют для бездомных. Эмори жалела только самого Джефа: он жил – и умер – без радости и без любви.
Она быстро продала их дом и переехала в таунхаус в очаровательном охраняемом поселке в Бакхеде.
Эмори и доктор Нил Джеймс пригласили семейную пару – он акушер-гинеколог, она специалист по лечению бесплодия – стать партнерами в клинике. Они оказались весьма ценным приобретением, и клиника процветала.
Нормана и Уилла обвинили, судили и вынесли приговор за половую связь с лицом, не достигшим совершеннолетия. Они получили максимальные сроки. Главную роль в этом сыграла Лиза, храбро давшая показания в зале суда. Они с Полиной переехали в квартиру в Дрейкленде, за которую заплатила Эмори. Слишком гордая, чтобы принять благотворительность, «не заработав ее», как выразилась сама Полина, она работала по утрам в доме для престарелых, помогая приготовить и подать ленч.
Лиза продолжала по выходным работать в «Подземке». Ее встречи с психологом, специалистом по работе с жертвами сексуального насилия, также оплачивала Эмори. Она считала это своим вкладом в ту женщину, которой станет Лиза.
Эмори задержалась у финишной черты чуть дольше, поздравляя пересекавших ее бегунов. Она пообещала интервью ведущему местного утреннего ток-шоу.
– Я дам команду моим людям связаться с вашими людьми, – сказал он, и Эмори рассмеялась.
И вдруг услышала:
– Хороший бег, Док.
Она обернулась и увидела Хэйеса. Он стоял прямо у нее за спиной.
Карнавальная атмосфера, царившая вокруг финишной черты, отступила. Эмори слышала только его голос и видела лишь его лицо и необыкновенные глаза, которые, как всегда, прямо смотрели в ее зрачки.
Потертые голубые джинсы, белая рубашка с закатанными до локтей рукавами. Он выглядел потрясающе, непринужденным и красивым, и ей захотелось так же сильно поразить его.
Они так долго смотрели друг на друга, что привлекли внимание окружающих, и Эмори поняла это.
– Спасибо. Было мило с твоей стороны подойти ко мне и сказать об этом.
У нее разрывалось сердце, но она отвернулась и пошла прочь.
Мужчина пошел с ней рядом.
– Где припаркована твоя машина?
– В нескольких кварталах отсюда.
– Мой пикап стоит ближе.
Эмори не стала с ним спорить и пошла за ним, все еще не совсем веря, что это не сон.
– Сколько народу, – заметил Хэйес, когда они шли через парковку к его машине.
– Так как это первый благотворительный марафон, я удивлена и такой поддержкой, и числом записавшихся бегунов. Мы собрали семьсот пятьдесят тысяч долларов.
– Семьсот пятьдесят две.
Она посмотрела на него.
– Я внес деньги только сегодня утром.
