— А кто шантажирует его самого? Кто шлет ему настоящие фотографии?
— Сам себе и шлет. И безопасно, и эффективно. Он же не станет обнародовать компромат на себя любимого. Что делает, гад! — с восхищением и уважением воскликнул Гоша. — Аккуратненько подсунул Ценз конвертик — смотри, мол, Таня, как меня взяли в оборот. Таня клюнула, чего и требовалось добиться. Разве не так?
— По-моему, ты его переоцениваешь, — с сомнением сказал Василий. — Не так он умен и изощрен.
— Возможно. Но если я прав, то Трошкина надо переводить в почетный разряд главных подозреваемых.
— Знаешь, Гошечка, меня все чаше посещает одна неприятная мысль…
— Одна? Счастливый. Впрочем, это ведь твоя суточная норма.
— Нет, правда, мы все глубже зарываемся в их предвыборные интриги, в развратные журналистские дебри, обрастаем порнографической документацией, все очень увлекательно и познавательно, вот только к убийству все это может не иметь никакого отношения.
— А я уверен, что имеет, — сказал Гоша. — Вот хоть тресни, а имеет.
Василий как будто не расслышал следователя:
— Симкина ненавидит Резвушкину и Григорчук, Ценз ненавидит Григорчук, Трошкин подсиживает Иратова, Иратов шантажирует Трошкина или Трошкин шантажирует сам себя, Алешин трахается с Григорчук на глазах собственной жены, Саня играет в Резвушкину, еще эту Дуню пригрели себе на голову… С нашими девками-журналистками все понятно — им интересен сам процесс, но нам-то, наоборот, нужен результат.
— Без процесса результата не бывает, — философски заметил Гоша. — Если Григорчук — жертва предвыборных баталий, то убийца проколется обязательно.
— А если нет? Если ее смерть никак не связана с выборами?
— Давай-давай, — устало махнул рукой Гоша, — скули побольше. Ах, а вдруг мы на ложном пути, ох, а если мы ничего не найдем, ух, а что с нами сделает начальство. Люблю такие разговоры, сил нет. И девчонок оставь в покое — они ворошат это осиное гнездо, заставляют всех фигурантов нервничать и суетиться, так что шансы, что кто-нибудь проколется, не так уж малы. Вон Трошкин смотри что вытворяет.
— Да что ты заладил со своим Трошкиным, — раздраженно отмахнулся Василий. — Трошкин, Трошкин. Нет, он, конечно, самый противный из всей компании. Но я считаю, что самый подозрительный из них — Иратов. Вот кого надо брать за горло. Я уверен, что ты перемудрил с Трошкиным, а архив Григорчук — у Иратова. То есть часть архива — о себе любимом и о Трошкине. Значит, убийца — Иратов. Влез в квартиру только что убитой женщины, взял что было нужно и теперь внаглую этим пользуется. И ладно бы просто влез — тут еще можно отмазаться, сказать, что он просто воспользовался ситуацией. Но ведь он вытащил ключи из сумки убитой. И не надо говорить, что ключи вытащил один, а архив грабанул — другой.
— Ничего такого я говорить не собираюсь. Конечно, ключи спер убийца, больше некому, просто времени ни у кого другого не было. Возможно, убийца — Иратов. Но в квартиру Григорчук лазал НЕ Иратов.
— Да? А кто?
— Не знаю. Но не Иратов. Да, он уезжал из «Рощи» в день убийства, отвозил домой жену. И теоретически легко мог посетить квартиру Григорчук. Но Иратов непременно взял бы фотографию своей подружки, которая собирала на него столь деликатный компромат. Зачем оставлять нам такие зацепки?
Василий тяжелым взглядом уставился на Гошу, поерзал, покряхтел и вдруг страшно оживился:
— Стоп! А что ж мы такие придурки? Почему мы до сих пор не выманили его на эту фотографию?
— Я думал об этом, — гордо сказал Гоша. — Потому что я не такой придурок, как ты справедливо заметил. Но если материалы из тайника брал не Иратов, то, не исключено, что он вообще не знает ни о каком тайнике.
— Ну уж!
— Запросто, — продолжал Гоша. — Мы уперлись в то, что похитить эти материалы было выгодно только Иратову и что он либо приходил туда сам, либо посылал своего человека. И не хотим даже допустить мысли, что существует некая третья сила, которой выгодно, например, расправиться с Трошкиным. Или шантажировать Иратова. Или мстить кому-то из них. Да мало ли что?
— То есть как приманка фотография неизвестной красотки не сработает?
— Почему? Смотря как приманку разложить.
— Так давай разложим правильно…
Они опять замолчали.
— Надо подкидывать эту информацию всем по очереди — Ценз, Симкиной, Трошкину, кто там у нас еще без алиби? Всем, без исключения.
— А Симкиной с Ценз на фиг сдался архив? У них-то претензии к Григорчук были совсем иного рода, — удивился Василий.
— Мало ли, — мечтательно произнес Гоша. — Такими архивами предприимчивые люди не разбрасываются. Эти карточки можно и в дело пустить, и на деньги обменять. Думаю, лучший способ — приставать ко всем с вопросом о тайнике — где он может быть? И попутно проявить осведомленность о содержании архива — дескать, там папки с компроматом, видеокассеты и фотографии наемниц, которых Григорчук засылала к клиентам. Надо сказать, что мы нашли в рабочем кабинете Григорчук опись архива, но не знаем о его местонахождении. Да, вот такие мы лохи — обыскали квартиру Григорчук, а архив не нашли. Вздыхай мечтательно, говори: вот нам бы эти фотографии! Мы бы объявили девушек в розыск, и пусть не всех, но некоторых нашли бы.
— Конечно! — сверкнул глазами Василий. — Когда мы кого нашли по фотографии?
— Но наши фигуранты — люди мирные, в правоохранительных органах не работали, специфики разыскной, да и статистики не знают. Почему бы им не поверить в нашу мощь и сокрушительную силу?
В дверь кабинета требовательно постучали.
— Прячь! — шепотом велел Василий. — Быстро.
Гоша собрал со стола фотографии, кое-как запихал их в папку и запер в сейф.
— Открывай.
В отдел влетела Саша. Вид у нее был чрезвычайно довольный, и она чуть не подпрыгивала от нетерпения.
— Чем вы тут занимаетесь? А? Запираетесь, ну ничего себе. Гоша, он тебя пытал? Или приставал? Ладно, вы сейчас просто попадаете! С ума сойти, что мы нарыли. С чего начать — с интересного или с самого интересного?
— С интересного, — сказал Гоша.
— С самого интересного, — одновременно с ним приказал Василий.
— Тогда я начну по порядку, — приняла Саша соломоново решение. — Значит, так, пошли мы с Лизиком на чердак.
— Ты считаешь, что нам обязательно нужно знать о твоих шашнях с мужиками? — взревел Василий.
— При чем тут шашни? — Саша покрутила пальцем у виска. — И при чем тут мужики? Лизик — это моя подружка. Мы с ней сидели в засаде.
— Нет, она меня когда-нибудь доведет до инфаркта! — Василий с тоской посмотрел на Гошу. — В засаде! На кого охотились?
