— А зачем оно нам? — удивился Андрей.
— Без него ты ничего в жизни не добьешься. Ни карьеры, ни положения, ни признания! А без этого как станешь жить?
— Я и служить буду далеко отсюда! Где-нибудь на Камчатке или в Балтийске. Зачем мне мести хвостом перед местным бомоном?
— у них, сынок, очень длинные руки. Они из-под земли достать могут.
— А я не хочу с ними дел иметь!
— Тогда ты ничего не добьешься. И просидишь до самой пенсии в капралах. А другие, даже глупее и тупей, станут командовать тобою и изгаляться, глумиться над твоею порядочностью. Спроси у своего отца, как это случается. Если он не сочтет пацаном, много интересного расскажет. Из собственной жизни, без преувеличений и прикрас, все как было в натуре. Может, тогда ты меня поймешь, — глянула на сына сквозь закипевшие слезы, но тут же спохватилась, вытерла их. И выдохнув колючее воспоминание, предложила:
— Давай поужинаем…
— Мам, я не хочу. Сварю кофе! Натуральный! И посижу с тобой рядом, ты не против?
— Ты знаешь, что Михаил остался в Германии?
— Конечно! Вся деревня гудела о нем.
— Я понимаю его. Устал человек от рутины и вечных проблем. От низкой зарплаты и скудной жратвы. А тут как из рога изобилия все сразу на него посыпалось. И он счел себя достойным, звездной болезнью заболел.
— Как это? Где он и где ты?
— Письмо прислал. Наконец решился объявить, что он не вернется.
— Так это давно все знали.
— Нет, ты не понял, он написал, что не вернется ко мне!
— Если не приедет в колхоз, как вернется к тебе? Это без письма понятно.
— Я понимала, что ждать некого! Но хотя бы написал по-доброму, мол, Анжелка, здесь кайфовее, я остаюсь насовсем. Не обижайся, спасибо тебе за все! Будь счастлива! Прощай! Так если б так написал, разве я на него обижалась бы? А то обосрал с головой, вроде хуже меня и на свете нет! Вот козел щипаный! С макушки до пят меня отделал. Расписал такою, что я хуже лысой мартышки с катяхом на голове. Какою-то уродиной изобразил, словно его чуть ни на цепи держала и грозила убить. Прирезать ночью! Ты представляешь, сынок? Да мне проще было б завести другого хахаля! Зачем мне руки пачкать? Было бы из-за кого?
— Зачем ты с ним вообще жила?
— Сначала пожалела, а потом привыкла, как пес к ошейнику. Но ведь это он грозил прирезать ночью, если увидит и застанет с кем-нибудь из хахалей. Это он следил повсюду и ревновал к каждому колу! И всю свою грязь на меня вылил. Это о нем по деревне и теперь разговоры не смолкают и даже щенков от каждой суки Мишками зовут. Это его петухи на птичник не пускали, а быки гонялись за ним до самого города. Неспроста конечно. Может он неплохой специалист, но как человек — сущее говно! Обидно, что, прожив с ним столько времени, в благодарность получила в морду! Ну да ничего! К нему его воротится! Бог всех видит…
— Мам! Ты любишь его?
— Уже нет.
— А почему плачешь?
— Это отходняк, Андрюшка. Больная и неминуемая штука. Но я выдержу! Не такое приходилось пережить, — взялась за сигарету.
— Ты куришь?
— Да, Андрейка! Зато не выпиваю. Запретила себе спиртное, чтоб не скатиться в пропасть. Многие на том погорели, особо бабы. Даже моя мать была уже на грани, но сумела удержаться. Я не должна быть слабее ее…
— Мам! Скажи честно, ты любила отца?
— Я расскажу тебе кое-что из нашей жизни, о чем никто не знает. Даю слово, ты о том услышишь первым. Я даже матери не созналась. Теперь конечно ни к чему теребить прошлое. Но ведь оно было! И нынче живет болью в моей памяти, — отпила кофе из чашки сына:
— Васю забрали в милицию в первый раз поздней ночью. Я только родила тебя. Даже суток не прошло. Я подошла к врачу и попросилась домой. Меня отпустили через неделю. Отца держали в следственном изоляторе. Ты остался с бабкой, я пошла к начальнику милиции просить, чтобы Васю отпустили домой.
Он ответил, что дело мужа не в его ведомстве. Но тот начальник его друг. Намекнул, что на последнем банкете моя бриллиантовая брошь ослепила многих. Особо женщин, которые и сегодня не могут спать спокойно. Я спросила, отпустят ли Василия, если подарю ему эту брошь? Он не ожидал, что соглашусь. А мне куда было деваться. Я уже слышала, что могут утворить с Васей.
— А что за брошка? — перебил Андрей.
— Мой отец подарил ее матери к свадьбе. А она мне. Это очень дорогая и неповторимая вещица была куплена моим отцом на аукционе в Лондоне. Поговаривали, будто она принадлежала императрице Елизавете — дочери Петра Первого. Так это или нет, я ничего не сказала матери и принесла тайком от нее эту брошь тому, кто арестовал отца. Вечером Вася был уже дома. Ни он, ни мать долгое время не знали о цене освобождения.
— Мам! Ну ведь это побрякушка!
— Сынок! Если оценить все фирмы твоего отца, соберется приличная сумма! Так вот та побрякушка, клянусь тебе, стоит в пять раз дороже! И это прекрасно знает твой отец!
— Ты рассказала ему?
— Эта брошь у него! — улыбнулась Анжела.
— Как она оказалась у отца? — не понял Андрей.
— Видишь ли, вскоре после случившегося всех нас троих пригласили на встречу Нового года к одному весьма известному человеку. Там собрался городской бомонд, чужих не было. Мы хорошо знали свой круг. И вот тут моя мать увидела ту брошь на костюме жены начальника милиции. Ты можешь представить, что было с твоей бабкой! Она лучше других знала, что у ее броши не было ни аналога, ни дубликата. Мать тут же поняла, как эта вещь попала из нашей семьи в чужие руки? Ей стало ни по себе. Указав Васе на увиденное, тут же вернулась домой, а меня назвала негодяйкой, опозорившей семью, предавшей память отца. Я пообещала, что верну ту брошь ей, хотя тогда и не представляла, как это сделать? Вася тоже обиделся, сказал, что он обо мне был лучшего мнения и не думал, что я так бездумно поступлю с сокровищем. Долго, почти два месяца, ни мать, ни муж не разговаривали со мной.
— Из-за какой-то брошки? — округлились глаза сына.
— Она была семейной реликвией, памятью, ей чуть ли не поклонялись. Но оба забыли, что ею я выкупила Васю. Я считала, что его жизнь и здоровье дороже всего. Но муж не согласился и сказал, что, мол, поспешность не оправдание, мол, не имела на это права…
— Неужели отец тебя не понял?
— Легко сказано. Сынок, мне не стало жизни в доме! Мать презирала, а муж перестал доверять. Мне не оставалось ничего другого, как вернуть брошь в нашу семью. А что делать? Скажу честно, долго голову не ломала. Ведь у начальника милиции был сын. Он учился в том же институте, где и я. Сказать честно, более тупого урода никогда не встречала, хотя внешне, будто его с этикетки сперли. Все дал Бог этому лопуху, кроме мозгов. От него шарахались однокурсницы. С ним не общались студенты. О его глупости по институту ходили легенды и анекдоты. С ним не только дружить и встречаться, ни одна девчонка не здоровалась.