Настойчиво звонили в дверь, а она не могла пошевелиться, смотрела на плюшевые игрушки и лихорадочно вспоминала, когда и где была куплена каждая из них, кто подарил, кто принес.
Самый любимый мишка Веры, Спарки, сидел на подушке и смотрел в полумрак комнаты круглыми черными глазами, в которых отражалось окно и светло-розовые шторы.
«Мама, Спарки не хочет, чтобы ты шла сегодня на работу в ночную смену. Спарки будет страшно одному ночью. Не уходи. Мам, ты видишь, КАК он на тебя смотрит? Спарки хочет чтобы мы смотрели телевизор и ели блинчики с вареньем… Мама… мама… мама…»
В дверь продолжали звонить.
– Миссис Бероев! – женский голос доносился сквозь монотонное гудение в голове и несмолкающий голос дочери. – Миссис Бероев – это Кэтрин Логинов, мы говорили с вами вчера!
* * *
Она открыла дверь не сразу, и я тут же поняла, что она под действием транквилизаторов.
Глаза Элизы были затуманены и смотрели сквозь меня.
– Я школьный психолог Веры, Элиза. Помните, я вчера вечером звонила, и вы разрешили мне приехать?
Она не разрешала, только отвечала «да» на каждый мой вопрос. Женщина посторонилась, поправляя выцветший свитер на плече. Ее светлые волосы, собранные в небрежный хвост на затылке, казались такими же тусклыми, как и взгляд светло-голубых глаз.
– Да, конечно, помню.
Я прошла за ней в небольшую залу. Миссис Бероев слегка полноватая, в старенькой, но чистой одежде напоминала мне мою собственную мать. Элиза указала мне на кресло, и я села, повесив сумочку на спинку, позади себя.
– Хотите чаю?
Я попыталась улыбнуться, но улыбка не получилась. Странно улыбаться в доме, где завтра собрались хоронить ребенка.
– Кофе, если можно.
– Мы не пьем кофе, миссис Логинов, только чай.
– Мисс… мисс Логинов. Тогда чай. Крепкий. Без сахара.
Элиза вышла на кухню, а я снова осмотрелась по сторонам. Довольно скромно, впрочем, мы с мамой жили намного скромнее, если не сказать ужаснее, видно, что здесь считают каждую копейку. Реалии жизни иммигрантов, которые так и не нашли себя заграницей. Когда профессор или академик мог работать сторожем на складе, а учительница музыки мыть виллы или, как миссис Бероев, работать старшей горничной в трехзвездочном отеле за копейки, выкладывая все деньги на учебу детей, чтобы те все же смогли себя найти в отличие от их родителей.
– Ваш чай, очень горячий, осторожно.
Элиза поставила на стол чашку и подвинула ко мне вазочку с ореховым печеньем. Несколько минут мы молчали, а потом она спросила:
– Вера часто к вам приходила?
– Нет. Не часто. Один раз в начале года. Ей не нужна была помощь психолога.
Миссис Бероев кивнула. Убрала за уши светлые пряди волос и посмотрела на меня.
– Почему она это сделала?
Господи, этот вопрос начинает меня преследовать, скоро я буду слышать его в своих ночных кошмарах.
– Я не знаю, и мне очень жаль. Очень. Я пытаюсь в этом разобраться. Элиза, Вера последнее время ничего вам не рассказывала? Новые знакомые, подруги, странное поведение?
Элиза отрицательно качнула головой.
– Ничего такого. Она очень хорошая девочка, правильная. Никогда не уходила ночью на дискотеки, не курила. Не употребляла наркотики.
Многие матери так считают, но дети умеют очень сильно удивлять.
– У нее был мальчик? Знаете, в ее возрасте девочки уже засматриваются на противоположный пол.
– Вы об Эрике, да? Об этом ублюдке, который сбивал ее с толку, курил под нашими окнами и свистел, вызывая ее на свидание? Я не пускала! Я даже плеснула на него один раз помои. Нет, моя девочка с такими уродами не встречается! Она бы не стала, она скромная и…
Элиза закрыла лицо руками. Я тихо выдохнула, понимая, что задела то самое болезненное, то самое, что так мучит саму миссис Бероев.
– Значит, вы не разрешали им встречаться? – тихо спросила я.
Женщина резко вскинула голову.
– Считаете, это я виновата, да? Я виновата в том, что она это сделала?
– Нет, я так не считаю.
– Считаете, – она посмотрела на меня с какой-то отчаянной ненавистью, – я не хотела, чтобы моя дочь стала такой, как они, эти грязные шлюшки, которые красят лица в четырнадцать лет и спят с кем попало… Вера ходила со мной в церковь, она…
Я слушала этот монолог, не перебивая. Я даже знала, что именно она кричала своей дочери, когда та шла на свидание с Эриком Хэндли. Примерно то же самое кричала и моя собственная мать.
– Элиза, я уверена, что вы ни в чем не виноваты. Иногда подростки настолько замкнуты в себе, что мы даже понятия не имеем, насколько им по-настоящему страшно и одиноко.
Она меня словно не слышала.
– Моя девочка, в отличие от этих шлюшек, по вечерам ходила по домам и собирала пожертвования для местной католической церкви. Когда другие вертели задницами на вечеринках, Вера ездила на уроки музыки. Она ценила мой труд, – что я вкалываю по двенадцать часов, чтобы она могла заниматься с частным учителем. Вы понимаете? Она не могла… не могла так.
– Понимаю, конечно.
Я протянула руку и сжала ее запястье.
– Ваш муж скоро вернется?
– Не знаю, – Элиза отвернулась. – Он, возможно, останется в ночную.
– Можно мне посмотреть комнату Веры? Это помогло бы мне понять, почему она это сделала. Я обещаю ничего не трогать.
Элиза несколько секунд смотрела на меня, а потом кивнула:
– Да, можно. Конечно.
Когда мы зашли в комнату Веры, я отметила огромный контраст со спальней Аниты.
Ничего общего, все настолько разное, настолько… небо и земля.
На стенах висели портреты Веры, на них она была похожа на куклу. Идеальную красивую куколку, пример для подражания. На всех фото девушка одета в юбку до колен, закрытые кофточки, ее волосы собраны или в хвост, или заплетены в косу. Вещи не яркие – в сиренево-розовых тонах, как шторы на окнах ее спальни и покрывало на аккуратно застеленной постели.
– Элиза, вы не знаете, Вера вела дневник?
Я посмотрела на женщину и увидела, как та нахмурилась.
– Думаю, что вела. В интернете. Она часто что-то там писала по вечерам, но если я заходила, она тут же закрывала ноутбук.
– Вы знаете, о чем она могла там писать?
Элиза пожала плечами.
– Я не знаю, никогда не проверяла.
– Я могу взять ноутбук на несколько дней? Может, мне удасться что-то прочесть.
Кажется, она задумалась, а потом, тяжело вздохнув, ответила:
– Да, возьмите. Там все равно поставлены пароли, не думаю, что вы что-то найдете.
«Если не проверяла, то откуда знаешь про пароли?»
Внизу зазвонил телефон, и Элиза, извинившись, вышла из спальни. Когда за ней со скрипом закрылась дверь, я подошла к окну, раздвинула шторы и посмотрела вниз. Дождь лил как из ведра. Я опустила взгляд на подоконник и увидела на нем следы. Странные царапины. Потрогала оконную раму. Изнутри казалось, что ручка отломана, окно не должно было открываться.
Я вернулась к письменному столу и долго смотрела на монитор открытого ноутбука, потом тронула мышку и экран засветился.
Вернулась миссис Бероев.
– Из похоронного бюро звонили, уточнили время панихиды.
Она снова несколько минут смотрела на меня, а потом вдруг спросила:
– Разве может верующий человек совершить самый страшный из грехов?
А потом сама себе ответила:
– Может, если его искушает дьявол. Помогите мне, Катя… я хочу знать почему она это сделала.
* * *
Давно я этим не занималась… еще с колледжа. Что ж, придется вспомнить, как взламывать аккаунты. У хороших девочек иногда имеются плохие способности. Я смотрела на закрытый блог Веры Бероевой и одновременно сбивала пепел с тлеющей сигареты в полную пепельницу. Блог с черно-бордовым фоном совсем не соответствовал образу на портретах. Вверху надпись кроваво-красными буквами: Lasciate ogni speranza voi ch’entrate [2].
