В то время никто не слышал ни о чем подобном. Это сейчас никого не удивишь. Его изобретение признали преступной деятельностью, чуть не заперли его за решетку, уволили из университета, а потом через время нечто подобное выпустили на рынок. И гений обиделся на весь мир, но особенно на русских блондинок. Ему удалось восстановить свое «доброе» имя и устроиться преподавателем истории в колледж.
Кстати, он встречался с девочками на съемных квартирах. Надевал маску и черный плащ на голое тело, контактные линзы, чтобы создать иллюзию сношения с самим Сатаной. Он верил, что это сам Дьявол через его тело берет этих Ангелочков.
Его идеей фикс было подставить Марини, продолжая свою месть его матери.
Я слушала, как сквозь вату. Какая-то часть меня торжествовала, а какая-то была заморожена безразличием. Полным равнодушием к происходящему. Повернулась к Алексу и тихо спросила:
– Данте был на суде?
– Да. На первом слушании. Потом уехал. С него сняты все обвинения… По этому делу, естественно. Неделю назад он продал дом и уехал с Чезаре в Италию. Конечно, там не просто будет до него добраться, но…
Я почувствовала, как по щекам потекли слезы.
– Уходи, Алекс. Уйди, пожалуйста.
Он встал с кресла и откашлялся, а я закрыла глаза. Пусть уйдет. Пусть оставит меня в покое. Все пусть оставят меня в покое.
Когда за Алексом закрылась дверь, я протянула руку к столику и открыла ящик. Достала сложенный вчетверо лист бумаги. Открыла и почувствовала, как слеза скатилась по щеке, вниз по шее, за шиворот.
«Самое главное и ценное в этой жизни – доверие, Кошка.
Я любил всего одну женщину. Мою мать. И я не смог уберечь ее. Потерял. Я точно так же мог бы любить и тебя… но и тебя чуть не потерял. Слишком дорогая цена даже для меня».
И все. И никакой подписи, но я знала, что это от него.
От отчаяния хотелось выть и грызть подушку, я глотала слезы, а они беспрерывно катились по щекам.
Все было слишком хорошо, чтобы быть правдой.
Спустя год
– Это один из самых престижных банкетных залов в Нью-Йорке. Ты должна посмотреть, Кэт. Я уже сказала Алексу и уверена, что ему понравится.
– Мам, я немного занята. У меня важная встреча с клиентом. Мне назначено на десять, и я опаздываю.
Вышла из машины и, задрав голову, посмотрела на высотное здание с многочисленными зеркальными окнами.
– Какие могут быть клиенты, когда через месяц свадьба?
– Мам, ну есть-то хочется. Они после свадьбы уедут в Вегас, а я потом буду сидеть без работы.
– Я видела, какое кольцо подарил Алекс Стефани. Оно великолепно. Ты не грустишь, девочка? Когда я уже буду радоваться за тебя? Когда ты будешь счастлива?
Счастье… Какая зыбкая и ненадежная субстанция.
– Мам, мне пора. Я уже в здании.
Поднялась на лифте на двадцатый этаж. С недавнего времени я больше не работаю психологом. Я занимаюсь переводами с английского на русский и чаще всего перевожу встречи и конференции.
Посмотрела в зеркало и поправила декольте строгого жакета, одернула юбку.
Какой длинный коридор, тысяча дверей и очень мягкий ковролин, в котором утопают мои каблуки. Мне назначили встречу по мейлу. Обычно меня находили на сайте фрилансеров и присылали объем работы. Чаще всего это был перевод текстов, но иногда требовался устный перевод – нужно было переводить встречи и интервью. Неплохой заработок. Жизненные ценности меняются с потерями. За этот короткий промежуток времени я теряла так много, мне уже казалось, что я превратилась в совершенно другого человека. Я поняла, что больше не хочу и не могу копаться в чьих-то мозгах и проблемах. После попытки суицида меня пытались лишить лицензии, но ограничились запретом работать в больших учебных учреждениях. Только частная практика. А я решила, что из меня никудышний психолог, если я так и не смогла разобраться в себе, если не смогла доверять тому, кому всем сердцем хотела доверять.
Я остановилась перед стеклянной дверью и выдохнула. Выпрямила спину и решительно распахнула дверь.
А когда переступила порог – замерла. Ноги стали ватными.
Да, он стоял ко мне спиной, но я бы узнала его среди тысячи. И не по внешности, а по тому, как все мое тело отозвалось на узнавание, по тому, как сердце пропустило несколько ударов. Он медленно повернулся ко мне, и сердце подскочило к самому горлу. Я судорожно сглотнула. Внутри появилось чувство тревоги, понимание, что нужно бежать. Уходить. Сломя голову прочь. Но я намертво вросла в пол. Вместе с пронизывающим чувством дикой радости его видеть.
Господи! Он совсем не изменился. Совершенно, словно только вчера стоял напротив меня на парковке возле колледжа. Точно такой же. Безумно красивый, с этим пронзительным взглядом нереальных голубых глаз. Мне кажется, что я вспоминала их каждый день.
– Иногда выдержки хватает надолго… Слишком долго… а потом взрыв – и от ломки болит все тело. Невыносимо. Так болит, что хочется сдохнуть.
Сделал пару шагов ко мне, а я закрыла глаза, чувствуя, как слезы обожгли веки.
Подошел. Очень близко. На расстояние дыхания. И я услышала, как повернулся ключ в замке.
– Ты думала обо мне?
Каждый день. Каждую секунду, каждое мгновение. Взял за руку, и я поняла, что он рассматривает шрамы на запястье, почувствовала, как его губы коснулись кожи и вздрогнула.
– Посмотри на меня.
– Не могу, – голос сорвался, и из-под опущенных век потекли слезы.
– Можешь. Открой глаза. Посмотри на меня, Кошка.
Я медленно подняла веки и встретилась с ним взглядом. Полетела в бездну. Быстро. На сумасшедшей скорости, так что дух захватило.
Облокотился на дверь двумя руками, преграждая все пути к отступлению.
– Тебя так долго не было… – прошептала и не узнала собственный голос.
– Я думал.
– О чем?
– О том, как будет звучать имя Кэтрин Марини, когда его произнесет католический священник.
Я резко выдохнула и почувствовала, как подгибаются колени.
– И как… оно будет звучать?
– Как и должно звучать имя моей женщины.
В сумочке разрывался сотовый, а я смотрела ему в глаза и понимала, что весь мир исчез. Он взорвался. От него остались руины, как после ядерного апокалипсиса.
– Скажи, что любишь…
Растворяюсь в арктических льдах. Холод обжигает кожу…
– Люблю.
– Скажи, что никогда не бросишь… – сжал запястье, проводя пальцами по шрамам.
– Никогда…
– Если ты лжешь…
Протянула руку и провела ладонью по колючей щеке, видя, как потемнел его взгляд, как сошлись на переносице густые идеальные брови.
– Ты можешь убить меня… если я лгу.
– Непременно так и сделаю, Кошка. Но у тебя еще восемь жизней… Целых восемь… И я буду убивать тебя бесконечно…
