Мы с мамой все же заходим в ТЦ. Мне грустно, тоскливо, но душа, как ни странно, на месте. Просто есть ситуации, в которых все равно будет больно, что ни делай. Это одна из них.
Бродим по этажам. Кругом яркие витрины, пахнет едой из кафе. Я замечаю магазин игрушек.
– Камилла, – укоризненно вздыхает мама.
Но я иду туда, как притянутая магнитом. Хожу между рядами с грузовиками и конструкторами, не зная точно, что ищу. Я зашла без цели, это был случайный порыв. У Сеньки есть игрушки. Давыдов подарил ему отличную железную дорогу. Но не я.
И я понимаю, зачем зашла. Мне хочется купить что-то от себя. На память.
На кассе выбираю автомобиль. Он маленький – длиной с детскую ладошку. Но красивый и яркий: черный, с хромированными деталями. Расплачиваюсь за него.
Я ведь все равно еще увижу Сеньку.
Перед отъездом в Москву встречусь с сыном, чего бы этого ни стоило. Отдам машину на память обо мне. Как знак, что обязательно вернусь.
Игрушку прячу в карман и выхожу из магазина к маме.
– Не начинай, – прошу я, когда она вздыхает.
– Если не хочешь приодеться, давай мне что-нибудь купим, – предлагает она. – Платье в театр.
– Давай, – улыбаюсь я, зная, что иногда она любит пофасонить перед подругами, нарядно одеться и сходить на спектакль или в музей. – Я дарю, мне как раз аванс перечислили.
Домой возвращаемся с массой покупок. Помимо симпатичного синего платья для мамы в пакетах лежат туфли и газовый шарфик к платью. Как девчонка, мама убегает примерять наряды в комнату. Кто бы мог подумать, что в таком возрасте неожиданные обновки так же радуют, как и в семнадцать.
Жду, пока она примеряет полный комплект в комнате, а самой грустно. Смотрю в окно, за которым сгущается темнота. Мысли о Сеньке – как он там – просто давлю, чтобы не рвать сердце зря.
– Ну-ка посмотри, – мама выходит из комнаты в платье, на каблуках и с шарфиком на плечах.
– Шикарно, – оцениваю я. – И фасон очень идет.
– Правда? – мама польщенно осматривает себя, и подходит к зеркалу.
– Еще как. Все кавалеры будут твои.
– Ой, в моем возрасте это скорее минус, – взмахивает она рукой, хотя глаза горят огнем.
Вместе готовим на ужин пасту болоньезе и легкий салат. Но мама неожиданно сообщает, что договорилась с подругами и убегает, оставив меня ужинать одну. Понимаю, что она хочет похвастаться обновками и не возражаю.
Одной грустно, но я включаю комедию и отвлекаюсь на несколько часов, а затем ложусь спать пораньше. Несколько дней проходят тихо. Давыдов только раз дает задание: собрать статистику, остальное время молчит. Мне кажется, он что-то готовит. Юрист, сделав работу один раз сообщил «Ждем», и замолк. Суд требует времени. Скорее всего, придется уехать, так и не закончив с ним… С другой стороны продолжение борьбы всегда оставляет надежду.
Вечером в воскресенье, когда мама убежала с подругой в театр, как и планировала, раздается звонок. Это слегка настораживает: Игорь затих в последние дни, уж не он ли?
Номер незнакомый.
Поразмыслив, я отвечаю – вдруг по вопросам работы, и не важно, что сейчас воскресенье.
– Камилла Андреева? – спрашивает женский голос.
– Да.
– Добрый день. Вас беспокоят из отдела кадров.
Я сглатываю – снова из компании Давыдова звонят в обход него. То, что это они не сомневаюсь. Слишком самоуверенный голос и непередаваемый флер столичного благополучия.
– Что вы хотели? – пытаюсь перехватить я инициативу.
– Я ничего. А вы?
Она сразу дает понять, что разговор пойдет неофициальный.
Новая попытка меня завербовать?
– Ничего. Я не связывалась с отделом кадров, – отрезаю я, намереваясь положить трубку.
– Вы уже думали, что будете делать после ухода Давыдова из компании? – вдруг спрашивает она и моя решимость распрощаться исчезает.
– О чем вы?
– Судя по вашим предыдущим местам работы, вы не знаете, как это устроено в серьезных организациях, – девушка говорит плавно, но жестко. – Сторонники уволенного руководителя уходят вместе с ним. Это негласное правило для всех. Вы боретесь за место, которое можете потерять через три недели.
До этого я держалась, но последние слова впускают в сердце холодок.
– Об увольнении Давыдова речи не идет, – возражаю я, злясь.
Его хотели исключить из правления, а не уволить.
Это я, черт возьми, его помощница! Я должна знать, что происходит с его жизнью, а не эта незнакомая дама, которая звонит, чтобы запугать меня и взять голыми руками.
– Посмотрим. Это не важно, Камилла. Я хочу предложить работу. Такие верные люди компании всегда нужны. Вы прошли все этапы собеседования, будет обидно все потерять. Важно только понимать, кому следует быть верной, чтобы получить награду. Если сделаете правильный выбор, вас будет ждать место в другом отделе.
Она говорит еще что-то о том же уровне заработной платы, премиях, заграничных командировках. Просто работа мечты. Но я понятия не имею, кто эта женщина. Она даже не представилась. С тем же успехом это может быть розыгрыш по телефону.
– Мне это не нужно. Я вас даже не знаю. До свидания.
Кладу телефон на стол, но мыслями еще в разговоре. Им очень важно подцепить меня на крючок… Почему? Чем так важно, чтобы я сливала на Давыдова? Неужели даже покушение не помогло? Или эти события не связаны друг с другом?
Да, Давыдов говорил, что личный помощник имеет все пропуски на руках, информацию о хозяине и доступ к телу. Но мне кажется, дело в чем-то еще. Слишком старательно меня стараются «прикормить». Из кожи вон лезут. Шефу я не расскажу об этом – не первая попытка, но мне интересна причина.
Вспоминаю преподавательницу, которая и «сосватала» меня на работу к Давыдову. Позвонить ей, еще раз расспросить об Олеге? Вряд ли это имеет смысл. Все, что она знала, рассказала в прошлый раз.
Вместо этого вспоминаю девушек, которые работали на Олега на меня.
