Чонси на удивление легко поднялся и твердым шагом направился к Вирджинии. Олимпия пошепталась с Гарри. Тот помедлил несколько секунд, потом встал и пошел танцевать с Вероникой. Чонси было покосился на него, но потом кивнул. Словно сговорившись, два отца протанцевали полтанца, после чего обменялись партнершами.
Это был самый незабываемый момент – и для Олимпии, и для Фриды, и для Гарри, а больше всего, конечно, для главных участниц торжества. Олимпия была счастлива в эту минуту – мужчина, который начисто отрицал все, что олицетворял собой этот бал, танцевал с ее дочерьми в их торжественный день. А когда танец закончился, ее не меньше удивил бывший муж – он дружески пожал Гарри руку. Произошло важное событие не только для дочерей, но и для взрослых – две семьи наконец признали свое родство.
После этого Чонси вернулся к их столу и пригласил на танец Олимпию.
– Никак не могу отойти от шока после этой татуировки, – признался он и впервые за весь вечер улыбнулся. На какой-то миг ей вспомнился тот парень, которого она когда-то любила. Это были их общие дети, и сегодня у них общий праздник, о котором они еще долго будут вспоминать. Олимпия засмеялась.
– Я тоже. Я, как увидела, чуть в обморок не упала. Думаю, наши дети еще долго будут нас удивлять, причем не всегда это будут приятные сюрпризы. Все равно мы с тобой счастливые родители, Чонси. Дети у нас замечательные!
– Да, – согласился он, не раздумывая, – замечательные.
Олимпия оглянулась – Вероника танцевала с братом, Вирджиния – в объятиях Стива, не далее как вчера разбившего ей сердце. Он что-то ей говорил, она смеялась, и у Олимпии невольно мелькнула мысль, уж не изменил ли своего решения этот ловелас, ослепленный красотой девушки в этот чудесный вечер. Она на это очень надеялась. Ее девочки должны быть сегодня счастливы. Им предстоит всю ночь веселиться в кругу друзей, и домой они вернутся только утром.
Обе дочери по окончании танца подошли к матери и сказали, что очень ее любят и счастливы участвовать в этом дивном празднике. Особенно благодарила Вероника, и все трое прослезились. Олимпия поняла, что ее старания были не напрасны.
После отъезда Чонси с женой и других гостей Олимпия с Гарри танцевали еще. Фрида сидела в своем инвалидном кресле и наслаждалась музыкой, глядя на танцующие пары. В двенадцать еще раз все, кто остался, подошли к столам с закусками, после чего продолжили веселье чуть ли не до трех часов ночи.
Фрида заявила, что, если бы не перелом и гипс, она и сама танцевала бы до утра. По ее словам, это был самый чудесный вечер в ее жизни. Гарри обнял и мать, и жену – он был доволен, что его мать радуется жизни, невзирая на свое состояние. И какая же молодец его жена, которая подарила матери этот праздник!
Чарли поехал развлекаться с сестрами, а перед уходом подошел попрощаться со старшими. Молодежь отправлялась в какой-то ночной клуб – никому не хотелось расставаться в эту волшебную ночь.
Прощаясь, Чарли шепнул матери:
– Мам, спасибо тебе еще раз. Я тебя люблю.
– Я тебя тоже, мой дорогой.
Она улыбнулась сыну. В этот вечер они стали еще ближе друг другу.
Подошли еще раз и девочки. Даже Вероника честно призналась, что получила огромное удовольствие. То же сказал и Гарри, когда они отправились домой.
– Олли, я замечательно провел время! – проговорил он, с нежностью глядя на жену.
Для каждого сегодняшний вечер стал выходом в свет, хотя и на свой лад. А больше всех, наверное, для Гарри. Он неожиданно для себя обнаружил, что в разнообразии жизни нет ничего предосудительного, а узкий подход к традициям – не всегда самый правильный.
Садясь в лимузин, Фрида вся светилась от удовольствия. Вот и в ее жизни случился сказочный бал. А Олимпия была ее доброй феей! Гарри же, вопреки его желанию, превратился в прекрасного принца.
Вернувшись домой, они расположились на кухне. Фрида не стала снимать свое выходное платье, а Гарри лишь ослабил галстук. Они сели за стол и принялись перебирать все события прошедшего вечера.
– Где это Фелиция такое платье отыскала? Хоть бы чуточку прикрыла свои прелести, – со смехом произнес Гарри.
– Но для Чонси она – идеальная жена, не то что я была. – Олимпия говорила абсолютно искренне. – А знаешь, мне кажется, Вероника, сама того не ведая, своей дурацкой татуировкой растопила лед отчуждения. Тоже мне, мадам Баттерфляй! Может, и мне тоже сделать?
– Только попробуй! – прорычал Гарри. После бала он был в игривом настроении.
Олимпия помогла Фриде раздеться. Уже лежа в постели, Фрида подняла на невестку сияющие глаза.
– Олимпия, деточка, спасибо тебе. В жизни ничего подобного не видела! Я так счастлива!
– Я тоже, – призналась Олимпия. – Я так рада, что и ты, и Гарри там были!
– Он у меня хороший мальчик! – горделиво произнесла Фрида. – Я рада, что он принял верное решение.
– Его решения всегда самые верные, – согласилась Олимпия, поцеловала свекровь, погасила свет и вышла.
Гарри ждал ее на кухне. Рука в руке, они поднялись к себе, стараясь не шуметь, чтобы не разбудить Макса. Срываясь на бал, Гарри вызвал няню – теперь ее отпустили. Приехав, они застали ее спящей в комнате Чарли, ведь было уже три часа ночи. А спать они легли только в четыре.
Гарри приблизился к Олимпии и стал расстегивать застежку на ее платье. Но Олимпия остановила его, взяв за руки. Она должна была все ему рассказать.
– Сегодня Чарли признался мне кое в чем.
– Неужели тоже татуировку сделал? – усмехнулся Гарри, но Олимпия отрицательно покачала головой.
– Нет, все гораздо серьезнее…
– Что ты имеешь в виду? – спросил Гарри, недоумевая, и вдруг все понял.
Он подозревал нечто подобное, хотя и не хотел себе в этом признаваться. Несколько раз у него возникали серьезные подозрения, но он не стал ничего говорить Олимпии, чтобы не тревожить ее без веских оснований. Он не знал, как она к этому отнесется. Но теперь он это узнал. Олимпия не оттолкнула сына, не лишила его своей любви.
– Он мне честно признался, – сказала она мужу. – Когда мы с ним танцевали, как раз перед тем, как ты появился.
– А я-то еще подумал, что он тебе такое нашептывает? У него лицо было такое смятенное. Вы, кстати, прекрасно смотрелись вместе. – Он подошел к жене и заключил ее в объятия. – И как нам на это реагировать?
Сам Гарри был встревожен. Сын признался в том, что он не такой, как все, и это теперь неизбежно отразится на всей его жизни и жизни его родных. До конца его дней.
– Могу сказать только за себя. Я хочу, чтобы мой сын был счастлив. Когда он мне открылся, он как будто даже успокоился.
– Ну, что ж, я рад. За вас обоих. Поживем – увидим, как все дальше сложится. – Он сел на кровать и посмотрел на жену. – Знаешь, Олли, я готов с тобой согласиться: первый бал – это запоминается. В каком-то смысле действительно похоже на бат-мицву. Праздник, когда радуются не только сами девочки, но и их друзья, и близкие – все, кто разделил с ними эти мгновения. И мама порадовалась, она никогда ничего подобного не видела. И танцевать с тобой и с девочками мне понравилось. И знаешь, хоть это и глупо звучит, но, когда Чонси пожал мне руку, я даже прослезился.
Сегодня слезы наворачивались ему на глаза не раз. То же самое происходило и с Олимпией. Они пережили вечер любви и радости, вечер надежд и воспоминаний, вечер, когда их дочери вступали во взрослую жизнь, а незнакомые люди делались друзьями. Все произошло так, как говорила Олимпия. Это был обряд посвящения во взрослые, традиция, которая продолжала жить.
И Гарри сегодня тоже совершил переход из старого мира в новый – новый для себя. А кто-то, возможно, снова заглянул в свое прошлое. И когда прошлое и будущее слились в одно сияющее мгновение, время словно остановилось – все печали отступили и были забыты. А назавтра начиналась новая жизнь.
