Мэтт подозрительно прищурился.
— Ты что, читал?
— Нет!!! Упаси меня бог. Но Рози сказала, что книжки этой Хатауэй сейчас в бестселлерах. Поскольку Рози не может знать ни о чем, кроме как о той муре, которую сама читает, я и делаю вывод, что это либо любовные романы, либо крутые детективы из тех, где главного злодея дырявят из пулемета, а он еще успевает произнести пару страниц текста. На детективщицу эта моль белая не тянет, остается любовь. Тьфу!
— Она не моль! Она известная писательница. И вполне симпатичная девушка…
— Втюрился! Чтоб мне провалиться, ты положил на нее глаз!
— Ничего подобного. А вот что ты на нее взъелся, мне даже интересно.
— Да не взъелся я. Просто у нас мало людей и совсем не лучшие условия. Да-да, я понимаю, они хорошо платят и все такое, но что, если мы засыплемся?
— Типун тебе, дядя Кларенс…
Пришлось сбежать и из кухни. Отловив на улице Бонуса, Мэтт повел встревоженного пса к вольеру, а в голове у него крутилась всего одна мысль. Кто такой Брюс?!
3
«…Брюс осторожно погладил приклад. Главное — слиться с оружием в единое целое. Это как любовь между мужчиной и женщиной. Надо слиться воедино и понять, о чем думает тот, второй. Чего хочет. Что ему нравится. Стать тем, вторым, хотя бы на время.
Винтовка хотела убивать. Она больше ничего не умела. Брюс навел на сереющую тьму прицел и замер. Вот шевельнулся клочок тьмы. Вот от нее отделился смутный силуэт…
Наверху — голова, в середине — живот, так учил инструктор. Лучше всего стрелять туда, меньше возни. Если вам нужно взять языка, тогда палите очередью ниже середины.
Языка нам брать не нужно. Нам нужно уйти из леса живыми.
Выстрел. Вскрик. Силуэт осел на землю. Рядом нарисовался второй силуэт — Брюс снова нажал на спусковой крючок. Выстрел. Вскрик. Тишина…»
Сэнди сновала по комнате, развешивала вещи, расставляла косметику — а Триш стояла возле окна и задумчиво смотрела на желто-багряное море листвы, расстилавшееся до самого горизонта.
Не о лесах Монтаны думала она сейчас. Перед ее мысленным взором стоял хозяин гостиницы «Тихая дубрава». Высокий, атлетически сложенный парень с шапкой русых волос, с пронзительными синими глазами, с тонким белым шрамом на загорелой щеке…
Брюс Неотразимый. Брюс Хоук. Герой ее романов. Напарник и любовник Миранды Секстон.
Удивительно, какие штуки иногда выкидывают наши подсознание с воображением. Ведь Брюса она придумала в своей тихой квартирке, два года назад, и никто, никто из ее знакомых мужчин даже близко не был похож на него — собственно, поэтому она его и придумала.
Ее Брюс был воплощением женской мечты об идеальном мужчине. Великолепный и бесстрашный, он наповал сражал всех теток в радиусе трех миль от себя, но потом всегда возвращался к Миранде — дикой кошке, авантюристке и красавице, в чьих серых глазах загадочно поблескивал дьявольский огонь, и чье тело было создано для любви…
Хозяин «Тихой дубравы» был не просто очень похож на книжного персонажа. Он БЫЛ Брюсом, и это немного пугало.
Вернее, это напугало ее до смерти, когда она открыла глаза после сегодняшнего обморока и увидела над собой его лицо. А вслед за испугом пришло совсем иное чувство.
Она поёжилась, вспомнив, каким странным огнем зашлось в гостиной ее тело, как загремела в ушах кровь, как налились жаром руки и ноги. Все из-за близости этого парня с синими глазами! Но почему?
Триш привыкла жить одна. К тридцати годам она честно ознакомилась с интимной стороной жизни человека, пережила пару в высшей степени пристойных романов, закончившихся ничем, а именно расставанием, и полностью успокоилась. Она не ощущала своего одиночества, она ощущала исключительно удовлетворение своей замкнутой размеренной жизнью.
И уж конечно она никогда не переживала таких острых, ярких приступов физического желания. Именно поэтому сегодняшняя реакция ее и напугала до такой степени.
Триш еще раз прокрутила в памяти сегодняшнюю сцену — и издала тихий стон отчаяния. Надо же было выставить себя такой идиоткой! Сначала брякнуться в настоящий обморок при виде собаки, потом открыть глаза и лепетать «Брюс… о, Брюс…»!
Она почувствовала, как румянец стыда заливает ее лицо. Если она что в жизни и ненавидела, так это дурацкие ситуации. Сегодняшняя — из их числа. Нет, она вовсе не считала себя какой-то особенной, наоборот, всегда старалась объективно оценивать собственную деятельность, но сегодня ей удалось выставить себя на посмешище, создав образ слащавой истерички, избалованной городской идиотки. Писательница!
Триш неожиданно разозлилась на несчастного йорка, который, вероятно, давно уже почил с миром. Если бы не его истеричный выпад двадцать лет назад, Триш ни за что бы не упала в обморок при виде лохматого черного пса…
Она вспомнила оскаленные белые клыки громадной зверюги и немедленно ощутила знакомую слабость в ногах. Да, суперагентша из нее получится — супер! Миранда Секстон, которая боится собак! Нонсенс.
Сэнди закончила с вещами и бодро поинтересовалась:
— Ну и как тебе здесь? Скажи, шикарное местечко?
— Д-да. Нет, правда, здесь замечательно. Очень красиво вокруг.
Сэнди озабоченно прищурилась.
— Ты уверена, что ты в порядке, Триш? Ты чертовски бледная. Может, ты все-таки ударилась при падении? Голова не болит?
— Да нет же! Перестань мне напоминать об этом позоре.
— Ничего позорного не вижу. И вообще, жаль, что ты этого не видела. Могла бы сунуть в новый роман. Очень… запоминающаяся сцена.
— Какая еще сцена?
— Ну как же: сначала из-за угла дома вырывается огромное чудовище, героиня издает жалобный крик и падает как подкошенная, а через мгновение из-за того же угла выскакивает мужественный красавец со шрамом на щеке и подхватывает бездыханную героиню на руки, словно перышко. Ее головка покоится на широкой бронзовой груди героя, и он бережно несет ее в дом, которому суждено стать колыбелью их грядущего светлого чувства…
— Вот я знала, что ты презираешь любовные романы, но не знала, что и меня тоже!
— Неправда! Я считаю, что ты лучшая в своем жанре. Но согласись, описанный эпизод прямо просится на страницы? Он так к тебе бросился…
— Наверняка испугался последствий. Судебного преследования, например.
— Злая Триш Хатауэй! Так ты договоришься до того, что я испугалась потому, что ты платишь мне зарплату.
— Повод не хуже многих других. Прости, прости, это я лишнее говорю. Да и к мистеру Саймону я несправедлива.
— Да уж. Он так бережно тебя ощупывал…
— Что-о?
— В смысле осматривал. На предмет телесных повреждений. Ты ему понравилась, это сразу было видно. На меня он и внимания не обратил, хотя у меня губы накрашены, а у тебя — нет.
— Не болтай ерунды. Мы впервые встретились.
— Но ведь и ты тоже уставилась на него — не оторвать. Колись, он тебе приглянулся?
— Ты говоришь ужасную, ерундовую ерунду, Сэнди!
— Ты смотрела на него так пристально, что бедный Мэтт сбежал из комнаты.
— Мэтт? Вы уже накоротке?
— Триш, ты меня с толку не собьешь. Да, мы зовем друг друга по имени, потому что так проще. Почему ты на него так смотрела?
— Потому что… потому что он… А тебе он никого не напоминает?
Сэнди наморщила нос и честно подумала, прежде чем ответить.
— Да нет… Не припомню, если честно. Вроде бы нет. Да у нас в Чикаго такие и не водятся. Косая сажень в плечах, загар ровный, от настоящего солнца и свежего воздуха, а не из солярия…
— Вот-вот. Русые волосы, синие глаза… Шрам на щеке. Никого по-прежнему?
— Прости, Триш. Возможно, у меня ранний склероз, но, думаю, я бы запомнила такого парня, если бы встречала его раньше.
— Сэнди, он же вылитый Брюс Хоук. Неотразимый Брюс. Из моих книг.
— Брюс?
— Брюс.
Сэнди еще немного подумала, а потом решительно помотала головой.
— Нет, Триш, прости, но я лично представляла себе Брюса совершенно по-другому.
