Он откашлялся:
— У нее остались два ее сына, мой кузен Джим и я. Мне будет ее не хватать.
Рина ждала возле церкви, пока люди подходили к Бо и выражали свои соболезнования, прежде чем рассесться по машинам и разъехаться. Стояло чудесное утро, ярко светило солнце, в воздухе сладко пахло свежескошенной травой.
Она заметила двоих, не отходивших от него ни на шаг. Мужчина примерно его возраста, рост около пяти футов десяти дюймов, модные очки в тонкой оправе, добротный темный костюм. И женщина лет тридцати с короткими ярко-рыжими волосами, в солнцезащитных очках и черном платье без рукавов.
Судя по тому, что он ей рассказывал, они не могли быть кровными родственниками. Но Рина поняла, что эти люди и есть его семья.
Бо отделился от них и подошел к ней.
— Спасибо, что пришла. У меня так и не было случая с тобой поговорить, поблагодарить тебя за все.
— Все нормально. Извини, я не смогу поехать на кладбище. Мне нужно возвращаться. Это было достойное прощание, Бо. Ты все сделал правильно.
— Жуть! — Он надел солнцезащитные очки на свои покрасневшие глаза. — Мне не приходилось говорить при таком скоплении народа после кошмарного публичного выступления на выпускном вечере в средней школе.
— Ну что ж, ты справился.
— Я рад, что все кончилось. — Бо оглянулся, и его подбородок окаменел. — Мне придется ехать с моим отцом. — Он кивком указал на мужчину в черном костюме.
У мужчины были темные волосы с серебристыми прядями на висках. Загорелый и подтянутый, отметила про себя Рина. И явно проявляющий нетерпение.
— Похоже, нам с ним нечего сказать друг другу. Как это может быть?
— Не знаю, как, но это бывает. — Рина поцеловала его в обе щеки. — Держись!
* * *
В десять часов дождливого июньского утра, превратившего воздух в водяную взвесь, Рина стояла над частично обгоревшим телом двадцатитрехлетней женщины. То, что от нее осталось, лежало на грязном ковре в грязном номере гостиницы, которую точнее следовало назвать ночлежкой.
Судя по водительским правам, найденным в заброшенной под кровать виниловой сумочке, а также заявлению дежурного администратора, ее звали Де Уанна Джонсон.
Поскольку ее лицо и верхняя часть тела были обезображены, официальное установление личности предстояло отложить на потом. Она была завернута в одеяло, набивка матраца, разбросанная по телу и вокруг, служила фитилями.
Рина щелкала фотоаппаратом, пока О’Доннелл делал разметку.
— Итак, Де Уанна въезжает три дня назад с каким-то парнем. Она платит наличными за две ночи. Хотя нельзя исключить, что она сама решила лечь спать на полу и поджечь себе лицо, я чувствую тут запах грязной игры.
— Может, на эту мысль тебя навела вон та сковородка, покрытая засохшей кровью и серым веществом?
— Надеюсь, ей не было больно. Да, Де Уанна, держу пари, сначала он тебя здорово отделал. У него тут отличный источник горючего — одеяло, набивка матраца, — плюс мы имеем ее телесный жир для эффекта свечи. Но он облажался. Надо было открыть окно, надо было пропитать этот ковер легковоспламеняющейся жидкостью. Слишком мало кислорода, пламени недостаточно, чтобы довести дело до конца. Думаю, она была мертва до того, как он ее поджег. Надеюсь, медэксперт и рентгенологи это подтвердят.
Рина обошла комнату и жалкую кухоньку. Разбитая посуда на полу, еда, которую она определила как рубленый бифштекс и кетчуп. Все это застыло на сероватом линолеуме.
— Похоже, она готовила ужин, когда все это началось. Кое-что от ужина пристало к сковородке вместе с ее мозгом. Видимо, он схватил сковородку прямо с плиты. — Рина отвернулась от плиты, стиснула руки, словно хватая сковородку, замахнулась… — Отбросил ее назад. Вот, кровавое пятно это подтверждает. Сразу ударил еще раз, теперь наотмашь. Опять отбросил назад. Она падает. Может, он бил ее еще, прежде чем до него дошло: «О, черт, что я наделал!» — Рина обошла тело кругом. — Решил поджечь ее, чтобы замаскировать убийство. Но животный жир горит неохотно. Небольшое пламя уничтожает ткани, съедает ее лицо и верхнюю часть туловища, но не может поднять температуру в закрытой комнате настолько, чтобы поджечь набивку матраца и даже спалить основную часть одеяла, в которое он ее завернул.
— Ну, значит, парень не химик.
— Я тебе больше скажу: он этого не планировал. Судя по уликам, убийство было совершено спонтанно, без предварительной подготовки. А дальше он импровизировал.
Рина прошла в ванную. Полочка над туалетом была забита косметикой. Лак для волос, гель для укладки, тушь для ресниц, губная помада нескольких оттенков, румяна, тени для век.
Присев на корточки, она начала перебирать мусор руками в латексных перчатках и через несколько секунд вернулась в комнату с коробочкой в руках.
— А вот и мотив.
И она показала напарнику домашний тест на беременность.
Дежурный администратор довольно туманно описал мужчину, поселившегося в одном номере с жертвой, но его словесный портрет подкрепили отпечатки пальцев, снятые Риной с ручки сковороды.
— Попался, — сказала она О’Доннеллу и повернулась в вертящемся кресле лицом к его столу. — Джамаль Эрл Грегг, двадцать пять лет. За ним много чего числится. Разбойное нападение, незаконное владение оружием с целью применения, членовредительство. Отсидел срок в «Ред Онион», Виргиния. Выпущен три месяца назад. Указан адрес в Ричмонде. На водительских правах Де Уанны Джонсон тоже указан адрес в Ричмонде.
— Что ж, видно, придется нам туда съездить.
— В базе числится кредитная карта «Мастер-кард» на ее имя. В сумке я ее не нашла. Нигде в комнате ее не было.
— Если он взял карточку, он пустит ее в ход. Задница! Давай выпустим предупреждение. Может, сэкономим себе поездку по Девяносто пятому шоссе.
Рина написала отчет и провела поиск известных подельников.
— Единственный контакт в Балтиморе — заключенный из его блока в «Ред Онион». Парень все еще там, отбывает четвертак за сбыт наркотиков.
— Джамаль был арестован за владение с целью применения. Может, он приехал сюда в поисках связей своего приятеля?
— За Де Уанной Джонсон ничего не числится. Ни криминала, ничего по малолетству, никаких арестов. Но они с Греггом вместе ходили в школу.
О’Доннелл спустил очки на кончик носа. Ему приходилось ими пользоваться для чтения.
— Школьная влюбленность?
— Всякое бывает. Он выходит, подбирает ее, и они едут в Балтимор — за ее деньги, на ее машине. Должно быть, это любовь. Позвоню-ка я по адресу, указанному в ее правах. Может, что и откопаю.
— Давай-ка я лучше введу капитана в курс дела, — сказал О’Доннелл. — Может, он заставит нас сгонять в Ричмонд.
Когда О’Доннелл вернулся, Рина предупреждающим жестом подняла палец.
— Я вам очень признательна, миссис Джонсон. Если ваша дочь с вами свяжется или если вы что-то узнаете о местонахождении Джамаля Грегга, прошу вас сообщить об этом мне. У вас есть мой номер телефона. Да. Спасибо.
Рина оттолкнулась в кресле от стола.
— Школьная влюбленность. Такая сильная, что у Де Уанны есть пятилетняя дочь. Живет сейчас у ее матери. Джамаль и Де Уанна уехали три дня назад, хотя ее мать возражала. Он сказал, что якобы есть возможность найти работу. Она говорит, что ее девочке напрочь отказывают мозги, когда речь заходит об этом ничтожестве, и она надеется, что на этот раз мы засадим этого вора и ублюдка надолго, тогда у ее девочки появится шанс наладить свою жизнь. Я ей не сказала, что такого шанса у ее дочери уже нет.
— Он уже сделал ей одного ребенка. Только вышел из тюрьмы, только затеял новое дело, и тут она ему заявляет, что у нее в духовке уже печется следующий. Он теряет голову, убивает ее, поджигает, забирает ее кредитную карточку, наличные, машину.
— Логично.
— Нам дали добро на поездку в Ричмонд. Погоди. — О’Доннелл поднял трубку зазвонившего телефона. — Отдел поджогов. О’Доннелл. Да. Да. — Он стал записывать, не прерывая разговора. — Задержите прохождение платежа. Мы едем.
