— А этот монстр, что у тебя в гостиной, послужит тебе масштабной линейкой?
Бо весело улыбнулся:
— Уж если собираешься смотреть телевизор, так по-крупному.
— У себя я думаю использовать это место под библиотеку. Много полок, теплые краски, может, установлю такой маленький газовый каминчик. Большие мягкие кресла.
— Вот здесь лучшее место для камина, — указал он подбородком. — А вон там можно установить такой симпатичный диванчик под окном.
— Диванчик под окном? — Рина окинула его критическим взглядом. — Я что, всерьез вскружила тебе голову?
— Ну, вот сегодня, например, я собирался выпить пива и посмотреть по телику что-нибудь спортивное. А потом увидел тебя.
— Ну, значит, всерьез. — Рина вышла из комнаты и заглянула в ванную. Оценила новую плитку, новую сантехнику. Потом она прошла в столовую и обнаружила строительный разгром. — Тут еще много работы.
— Я люблю работать. Даже когда приходится крутиться между клиентами. Бизнес идет хорошо, поэтому работа в собственном доме у меня продвигается не так быстро, как раньше. Но мне здесь нравится, вот в чем все дело. Ну и потом, здесь ты.
Эти слова Рина решила оставить без комментариев и вошла в кухню.
— Разрази меня гром! Это потрясающе, Бо. Прямо как на картинке.
— Кухня — сердце дома. — Он открыл дверь в маленькую домашнюю прачечную, бросил туда мокрое полотенце. — Главный козырь при продаже. Я всегда начинаю перестройку с кухни.
Он покрыл пол крупной плиткой темно-серого цвета, краской более светлого тона выкрасил все рабочие поверхности, а все шкафы побелил. Дверцы некоторых шкафчиков были застеклены. Бо соорудил стойку бара, за которой можно было просто посидеть, сделал окно с эркером, чтобы лучше просматривался задний двор. Широкие подоконники были сложены из камня и словно специально созданы для горшков с цветами и рассадой.
— Оборудование первоклассное. Уж я-то в этом деле знаю толк. Хотела бы я иметь такой встроенный гриль.
— Могу устроить по сходной цене. От производителя.
— Мне нравятся светильники. Стиль начала двадцатого века. Классно.
Бо нажал на выключатель, и за стеклами шкафчиков зажглась подсветка.
— Здорово! Теперь у меня разыграется кухонная зависть. Вот этот застекленный шкаф очень хорош. А почему он пустой?
— У меня ничего нет. Вернее, не было. Теперь, наверное, есть. Кое-что из бабушкиных вещей. — Бо открыл холодильник, вынул бутылку белого вина. — Она все оставила мне. Ну, она сделала пожертвование церкви, но все остальное оставила мне. Дом. Все.
— Тебя это печалит, — тихо заметила Рина.
— Да, пожалуй. Немного. Я ей благодарен. — На минуту Бо прислонился к холодильнику с бутылкой в руке. — Дом полностью выкуплен и чист от долгов. Как только преодолею чувство вины, я его продам.
— Она бы не хотела, чтобы ты чувствовал себя виноватым. Она же не ждала, что ты въедешь и будешь там жить. Это просто дом.
Бо вынул бокалы и разлил вино.
— Я как раз хотел об этом сказать. Большой работы ему не требуется. Я делал для нее весь текущий ремонт. Я начал вывозить вещи. Коробки в другой комнате. — Он протянул ей бокал. — Главным образом фотографии, кое-что из ее драгоценностей и…
— Дорогие тебе вещи.
— Да, то, что мне дорого. У нее была пара картин, которые я нарисовал еще мальчишкой. Ну, ты знаешь, квадратные домики с треугольными крышами. Большое круглое желтое солнце. Птички в виде галочек, летающие вокруг.
— Она тебя любила.
— Я знаю. Мой отец решил обидеться и разыграть обделенного сироту, потому что ему она ничего не оставила. За последние пять-шесть лет он видел ее хорошо, если два раза, и он изображает убитого горем сына. — Бо замолчал и покачал головой. — Извини.
— Семья — штука сложная. Мне ли не знать. Она сделала свой выбор, Бо. Это ее право.
— Да, конечно. — Но он крепко потер пальцами переносицу. — Я мог бы отдать ему долю, когда продам дом, но ей бы это не понравилось. Поэтому я ничего ему не дам. Вот моему дяде и кузену она все-таки оставила кое-что по мелочи. Я считаю, что она ясно выразила свою волю. Ладно, хватит. Ты не голодна? Может, я приготовлю ужин?
— Ты приготовишь ужин?
— Эту страницу я перевернул давным-давно и по счастливому совпадению обнаружил, что, когда парень умеет готовить, это возбуждающе действует на женщин.
— Ты не ошибся. Что у нас в меню?
— Что-нибудь соображу, — улыбнулся Бо. — А пока расскажи мне, почему у тебя такой усталый вид.
— А я выгляжу усталой? — Рина отхлебнула вина, пока он открывал морозильник. — Да, пожалуй. Трудный день. Хочешь, чтобы я морочила тебе этим голову?
— Хочу. — Бо нашел пару куриных грудок, сунул их в микроволновку для оттаивания и открыл отделение для овощей.
— Нас с напарником вызвали на дело. Ночлежка в южном Балтиморе. Единственная жертва, женщина. Ее голова и большая часть туловища… Нет, извини. Я только что сообразила, что это не застольный разговор.
— Ничего. У меня луженый желудок.
— Скажем так: она сильно обгорела. Ее завернули в одеяло и подожгли, чтобы скрыть, что она была забита до смерти. И все это было сделано халтурно. Все было ясно, как неоновая реклама.
Рина рассказала ему все, наблюдая, как он что-то взбивает в маленькой миске и выливает это на куриные грудки.
— Тяжелая у тебя работа. Черт знает что тебе приходится видеть!
— Приходится идти по канату, балансируя между объективностью и сочувствием. Трудно бывает сохранять баланс. И в этом деле я буквально закачалась. Вся косметика женщины осталась в ванной, ужин, который она пыталась приготовить… Она любила этого сукина сына, а он так рассвирепел, узнав, что она опять беременна — как будто это только ее вина! — что ударил ее по лицу сковородкой и ею же забил до смерти. Потом он запаниковал и поджег ее. Поджег ей волосы. Для этого надо быть особенно хладнокровным сукиным сыном.
Бо налил ей еще вина.
— Но вы его поймали?
— Это было нетрудно. Он же туп, как кирпич. Воспользовался ее кредитной карточкой… вернее, попытался. Но он нас засек. В ту же минуту, как мы вошли в маленький бар. Выскочил в заднюю дверь, опрокинул моего напарника мусорным баком. Я бегу за ним, догоняю, перепрыгиваю через изгородь, дождь льет как из ведра. Я даже ни о чем не думаю, просто преследую. Он города не знает, забегает в тупик. Поворачивается и вытаскивает нож.
— Господи, Рина.
Она покачала головой:
— А у меня пистолет. Табельное оружие. Он что думал, что я испугаюсь и сбегу? — Вообще-то ей хотелось сбежать, если уж говорить всю правду, но об этом она не сказала. — Мне уже и раньше приходилось обнажать ствол, и не раз, но в тот момент я об этом даже не вспомнила. У меня руки тряслись, я вся похолодела, но не от дождя. Изнутри. Я поняла, что, возможно, мне придется им воспользоваться. Мне никогда раньше не приходилось стрелять. Хуже того, я поняла, что смогу. Мне хотелось в него выстрелить, потому что у меня перед глазами стояло то, что он с ней сделал. Мне стало страшно. Впервые мне стало так страшно на работе. Пожалуй, это застало меня врасплох. Поэтому… — Рина вздохнула и отпила еще вина. — Твое предложение выпить и поужинать пришлось как нельзя вовремя. Мне не хотелось бы говорить о подобных вещах с родными. Не хочу их тревожить.
Бо тоже встревожился, но виду решил не подавать: ей бы это не понравилось.
— Вряд ли люди понимают, с чем тебе приходится иметь дело. Я имею в виду не только стресс и личный риск. Наверное, тут важнее всего эмоции. То, что ты видишь, что тебе приходится с этим делать. А потом это сидит у тебя внутри.
— Вот потому-то я и пошла на эту работу. Я видела, что произошло с Де Уанной Джонсон, и мне надо с этим жить. Спасибо, что дал мне выговориться. Я написала отчет, но он не дает такого освобождения от этого кошмара. Хочешь, помогу с ужином?
— Нет, я сам. Разве на тебя подействует возбуждающе, если я попрошу тебя почистить картошку?
— Ты пытаешься меня соблазнить, Бо?