– Привет. С тобой все в порядке?
Он посмотрел на меня и медленно моргнул:
– Нет… на самом деле нет.
Его ответ удивил меня. С одной стороны, никто никогда не отвечает на этот вопрос честно. С другой… особенно Джайлс.
– Я чем-нибудь могу помочь?
Он покачал головой:
– Нет. На самом деле нет. Я просто хочу, чтобы ты знала… Я хочу, чтобы ты знала: я действительно за тебя боролся.
– Спасибо, приятель. Но тебе не нужно было об этом говорить. Думаю, что тот человек, который по-настоящему хотел эту работу, тот ее и получил.
– Да уж, – вздохнул он. – Она действительно ее хотела. Ты не хотела. По крайней мере, ты не была вполне уверена, и мне это говорит о том, что ты хотя бы все продумала. А она… не знаю, что она такое. Какой-то монстр! Она разрушит все, ради чего я работал на этом месте.
– И что? – пожала я плечами. – Есть вещи больше и лучше, Большой Джи. Убирайся отсюда и живи дальше, пока можешь. Все будет в порядке. И со мной все будет в порядке.
Он кивнул, но ему не удалось меня убедить. Однажды мой папа сказал мудрую вещь – тогда, когда в начале наших отношений Этот Парень обращался со мной скверно, целыми днями просиживал в своей квартире, ничего не делая, не имея работы. Папа сказал, что у женщины в жизни найдется масса всевозможных занятий, но если у мужчины нет своего дела, то он – ничто. И несмотря на редукционистский привкус этого конкретного разговора (в конце концов, папочки просто всегда хотят, чтобы ты улыбнулась), я поняла, что он имел в виду.
У женщины в жизни найдется масса всевозможных занятий, но если у мужчины нет своего дела, то он – ничто.
Я положила руку на плечо Джайлса.
– Все будет хорошо, – повторила я. – Я знаю, что это для тебя не конец.
Воскресенье, 25 июня
Н. покачал головой:
– Ты знаешь, что я собираюсь сказать, так что даже не понимаю, зачем ты вообще спрашиваешь…
– Всегда будь честен – и пусть фишка падает туда, куда ей суждено упасть?
Он подмигнул:
– На лету ловишь. Только так и можно жить. Я знаю, что ты предпочитаешь все держать в себе, но серьезно… В таком деле тебе нужно быть честной с ним. И с собой.
Я вспомнила, как впервые рассказала Н. о том, что подумываю стать девушкой по вызову. Мы тогда были в спортзале, сидели в парной, расслаблялись. Я все это выпалила как на духу: как мне ненавистно то, чем я занимаюсь, где живу; как эта бесконечная петля – искать работу, подавать заявление на работу, в лучшем случае, если сильно повезет, получить письмо с отказом – измотала меня до нитки. И все, что он сказал тогда, помимо вопроса о том, о какой конкретно сумме в час идет речь, – это поблагодарил меня за то, что я ему рассказала. Сказал, что считает большой честью, что узнал об этом первым. Мы оставались близки и после нашего разрыва, но если и был какой-то момент, когда я почувствовала, что он – мой друг навсегда, то это был как раз тот момент.
– А что же мне делать с моей работой, если я скажу «да»?
– Оставайся, если тебе нравится. Уходи, если нет. Что-то мне не кажется, что этот парень требует львиной доли твоего времени.
– Нет, но содержать себя в порядке… планирование… одно только вложение времени…
– Эй, а помнишь те времена, когда мы были вместе? Тебе когда-то нравились такие вещи, всякое бритье и воск. Ну, до тех пор, пока это не стало твоей профессиональной обязанностью.
В этом он был прав. Как давно я уже не была сексуальна просто ради самой сексуальности!
Понедельник, 26 июня
За раздвижными дверями моего платяного шкафа есть три отделения. В крайнем левом – одежда и обувь, которые я ношу постоянно; в середине – те, которые ношу, но нерегулярно; справа – хранилище «глубокой заморозки». Когда-то в средней части шкафа я хранила свою рабочую амуницию, но бо́льшая ее часть теперь перекочевала в «заморозку» – наряду с коробками фотографий, безделушками и другими сувенирами на память об Этом Парне.
Я начинаю с глубокого хранилища. Но Этот Парень тут ни при чем. Пусть пока подождет. Когда-нибудь – и, может быть, скоро – я смогу выбросить все это, даже не потрудившись открыть коробки. Или, может быть, время приглушит боль и я смогу взглянуть на все это свежим взглядом, увидеть приятные и смешные моменты, которые у нас, должно быть, когда-то были. Но не сегодня. Сегодня это – минное поле. А мне всего лишь нужны старые рабочие вещички.
Несколько платьев; серебряное джерси с вырезами, которое собирало комплименты почти целое десятилетие. Я примериваю его – все еще сексуальное. Несколько костюмов, немного слишком зауженных и со слишком глубокими вырезами, чтобы надевать их в офис. Гигантский шопинг-пакет, набитый ворохом подвязок почти невообразимых расцветок. Я на мгновение задумываюсь, можно ли подсчитать, сколько я потратила за прошедшие годы на все это – какова стоимость всего пакета? А потом решаю, что не желаю тратить свое время на такие размышления. Еще так много предстоит сделать…
Вторник, 27 июня
– Ты чудесная, замечательная девочка! Я просто поверить не могу!
– Э-э… мам, ты что, позвонила не той дочери?
Взрыв хохота.
– Ах ты, глупышка! Твоя сестра – вот кто мне все рассказал! Я так ошарашена, честное слово, это слишком, слишком много!
– Мы с ней вложились пополам, как она наверняка упомянула. И это, если уж говорить честно, была ее идея, – как она наверняка упомянула. Неоднократно.
– Да, но это в первый раз… Знаешь, детка, я знала, что твой папа всегда прикрывал тебя в мой день рождения.
– В свою защиту могу сказать, что я всегда отдавала предпочтение дате вашей годовщины свадьбы… – которую я знала лишь потому, кстати говоря, что она была выгравирована на серебряной лопатке для торта в уэльском буфете.
– В конце концов, ты – папина дочка. Но что бы ты ни говорила, я знаю твою тайну…
– Это неважно. Ах да, и Арти пока ничего не знает, так что давай не будем ему говорить.
– Да уж, конечно, учитывая, что я то и дело названиваю ему, чтобы поболтать! Арти – это же тот самый парень, который вытеснил любовь к моему отцу из сердца моей матери. Давай-ка присядем и перетрем за жизнь, парень!
– Шути-шути, если иначе никак не можешь, – сказала мама строго, хотя все равно в ее голосе сквозили восторг и теплота. – В конце концов, ты – папина дочка. Но что бы ты ни говорила, я знаю твою тайну…
Неужели, неужели вправду знает?! Тогда какую?
– Под всей этой напускной резкостью ты по-настоящему любишь.
Среда, 28 июня
– Что-нибудь случилось? – спрашивает Джайлс.
– А?.. – Я не заметила, что он стоит рядом, просто стояла, уставившись на пятидесятипенсовую монетку в руке. Помнишь, как бросок монеты мог принимать за тебя решения? И это значило, что либо ты была настолько суеверна, чтобы верить в то, что неодушевленный предмет воплощает в себе судьбу, либо решения были настолько несущественными, что на самом деле было совершенно не важно, какое из них выбирать.
– На самом деле совершенно не важно, – вслух повторила я.
– Что?!
– Извини… я, э-э, Джайлс, что ты сказал?
Его брови дернулись.
– Ничего, ты явно о чем-то задумалась. Я зайду к тебе после переговоров с японцами, ладно?
Переговоров?! Я напрочь забыла. Он упоминал о них на прошлой неделе или…
– Ах да, конечно… после переговоров. Извини, я просто пытаюсь составить план, как все это пойдет.
Он дважды стукнул по дверному косяку и улыбнулся:
– Хорошая девочка!
Пятница, 30 июня
Порой мне кажется, будто я встречаюсь с этим мужчиной целую вечность, но на самом деле – всего-то пару недель. Мои подготовительные мероприятия сродни хорошо рассчитанному по времени искусству: на бритье уходит меньше 10 минут, на подщипывание бровей и прочего – меньше пяти; последний волос в прическе уложен на место задолго до прибытия такси. Макияж по-прежнему отнимает немало времени, но теперь, когда глаз у меня уже наметан, получается надежный результат. Поскольку мы проводим вместе лишь несколько ночей в месяц и редко выходим в люди вдвоем, основной гардероб уже хорошо устоялся. Это не полностью избавляет от расходов: последние туфли, которые я купила, были парой от Лубутена, идентичной той, которую я в прошлом году вписала в графу «деловые расходы».