Родитель нахмурился и озвучил нашу с ним общую мысль:
– Обоснуй.
Громов поднялся и неторопливо направился к панорамному окну.
– Тебе что-нибудь говорит фамилия Черский? – спросил он наконец.
Черский, Черский... Фамилия казалась мне смутно знакомой, но воспоминания о человеке, которому она принадлежит, ускользали как вода сквозь пальцы. Подобно заевшей пластинке фамилия вертелась в мозгу, вызывая неприятное ощущение беспомощности и непонятной тревоги. Все те несколько минут, которые отец так же, как и я, пытался вспомнить, перед моими глазами начал вырисовываться какой-то призрачный фантом, то темнея, то бледнея, в зависимости от того, насколько близко я был к разгадке.
И всё же меня озарение накрыло первым; оно, словно прорванная плотина, сметало всё на своём пути, оставляя после себя только гнев, ненависть и целую тонну горечи и болезненных воспоминаний. Неудивительно, что я не сразу понял, о ком речь: память надёжно похоронила всё, что хоть каким-то боком было связано со старшим братом.
Черский Артём Леонидович. Владелец консалтинговой компании «Мегаполис» – второй по размеру после нашей. Конкурент номер один.
Человек, которому четыре года назад Никита продал свою часть акций компании родителей.
Акций, которые мы так и не смогли вернуть.
Я всё ещё отчётливо помнил те два адски жарких месяца, которые мы с отцом потратили на то, чтобы вернуть их. Но Черский словно коршун вцепился в наши активы и не соглашался их вернуть ни за тройную цену, ни за уверения в том, что Никита вообще не имел права их продавать, потому что отец и мать всё ещё руководят компанией. По указу отца распоряжаться своими долями компании мы с братом могли только после их с матерью официального ухода «на покой». А это значит, к Черскому акции попали незаконно.
Единственное, чего мы смогли добиться – негласного договора о том, что акции будут лежать в банковской ячейке Черского, который будет считаться нашим неофициальным партнёром и не притронется к ним и пальцем.
Но если на нашем пороге объявился Громов, да ещё с такими угрозами в адрес Черского, значит, последний своё обещание не сдержал.
– О, судя по всему, до твоего отпрыска дошло, о ком идёт речь, – мрачно хмыкнул Громов.
Я напомнил отцу период времени, о котором наша семья старательно пыталась не вспоминать последние четыре года, и родитель ожидаемо побагровел от гнева.
– Что именно ты знаешь?
Громов наконец отлепился от окна и развернулся в нашу сторону.
– Пару дней назад я прижал за яйца одного из его деловых партнёров; так, мелкая сошка, задолжал мне пару миллионов – не рублей, естественно – и он в качестве процентов за долг поделился со мной информацией о том, что Черский ищет лазейки и пытается подгрести ваши акции под себя.
От гнева перед моим взором повисла кровавая пелена.
– И ты, блять, после этого заявляешь, что сердце матери болит за нас обоих?! – вспылил я, обращаясь к родителям. – А ты! Тоже хороша! Вздумала жалеть эту мразь! Ему вот похер сейчас абсолютно, что здесь происходит, хоть рухни это здание к чертям! Прощение он просить припёрся... Толку от его извинений теперь?! Наворотил дел – до конца жизни за ним теперь дерьмо разгребать...
Лицо отца застыло с непроницаемой маской, а мать беззвучно заплакала. Понимаю, что, скорее всего, веду себя как законченный мудак, но совершенно не чувствую себя виноватым за эти слова, вот ни капли!
Пару секунд стояла тишина, а после по офису пронёсся раскатистый хохот Громова.
– Даже ДНК-тест не нужен, чтобы понять чей ты сын! – усмехнулся он, открыто глядя мне в глаза. – Точь-в-точь Роман на пятом курсе института! – Через пару секунд веселье оставило его, и он посмотрел на отца. – Но вот доля правды в его словах есть – дерьма вам хватит с лихвой. Я так понял, твой старший сын продал свою часть Черскому добровольно?
Родитель вместо ответа махнул рукой, чем вызвал у меня новый приступ раздражения.
– Подробности передачи акций нам не известны, – буркнул в ответ вместо отца. – Мы и узнали-то об этом случайно, когда Черский по дурости похвастался. Всегда знал, что его болтливый язык подведёт его под монастырь, но для нас это к лучшему.
– Если он действительно купил эти акции, да ещё с распиской от Никиты, боюсь, у вас будет мало шансов на их возвращение. Вы пробовали поговорить с Никитой? Выяснить подробности?
Я презрительно хмыкнул.
– До или после того, как он попытался меня подставить? – Слова лились из меня непрекращающимся потоком желчи, которая копилась целых четыре года и наконец прорвала кордоны. – Дай-ка подумать... Не-а! Как-то не возникало желания видеть рожу человека, предавшего тебя, которого ты всё это время считал своей семьёй!
Громов подошёл ко мне вплотную и просканировал с головы до пят. Испуга я не испытывал, но чувствовал себя словно на приёме у врача, а точнее, тот самый момент при осмотре, когда тебя просят раздеться...
