Отец устало провёл ладонью по лицу.
– Ты несправедлив, сын.
– Разве? Единственное, что я знаю, это то, что когда в твоей компании происходит очередной пиздец, ты тут же просишь меня о помощи, но при этом забываешь рассказать предысторию, поделиться деталями и спрогнозировать последствия! – Я стиснул пальцами переносицу, потому что череп начал раскалываться. – В общем, я не собираюсь сейчас выяснять с тобой отношения, но вечером у нас состоится серьёзный разговор, и я советую тебе не юлить в этот раз и припомнить всё, что ты «забыл» рассказать.
Развернувшись, я вышел в коридор, хлопнув напоследок дверью, и направился на выход, не видя перед собой ничего из-за головной боли и гнева. Единственное, о чём я сейчас жалел – что я не единственный ребёнок в семье.
За собственными мыслями я совершенно не заметил, что возле моей машины меня поджидают. Только когда опущенный взгляд наткнулся на пару начищенных до блеска чёрных ботинок, я поднял глаза и столкнулся с изучающим взором Громова.
– Спешишь, сынок, или сможешь уделить мне немного времени? – спрашивает меня.
Вопрос был задан серьёзным тоном, но на слове «сынок» он как будто бы запнулся от мягкости.
Кинув автоматический взгляд на часы, я понял, что на последнюю пару тащиться смысла уже не было. Просто написал парням в общем чате сообщение с просьбой отконвоировать Ксюху домой и отключил к чертям телефон. Если разговор действительно будет серьёзным, не хочу, чтобы кто-то мешал.
Без лишних вопросов сел в машину Громова и приготовился слушать.
– Прокати-ка нас немного, Вадим, – вежливо попросил он водителя.
Я открыто уставился на него.
– Так о чём вы хотели поговорить?
Несмотря на мой вопрос молчал Громов довольно долго, не то собираясь с мыслями, не то не зная, с чего начать.
– Как я понял, тебе не известна причина нашей с твоим отцом размолвки, – начал он. – Но, даже если ты спросишь его об этом, я не уверен, что он сможет рассказать тебе правду.
– Он не лжец и никогда им не был! – процедил я сквозь зубы.
Я мог быть какого угодно мнения о своих родителях, но другим людям говорить о них подобную херню не позволю.
– Не переживай, я вовсе не это имел в виду, – усмехнулся Гром. – Просто некоторым людям свойственно... слегка приукрашивать или искажать детали. В любом случае, ты всегда сможешь узнать его версию произошедшего и сделать свой вывод на основе наших с ним ответов.
В принципе, так я и собирался сделать. Я кивнул, разрешая ему начать свою исповедь.
– Как ты уже знаешь, мы с твоим отцом были не разлей вода, когда учились в институте. О блате и привилегиях тогда речи не шло, мы всего добивались своими силами, и представительницы прекрасного пола вешались на нас отнюдь не за деньги или дорогие побрякушки. Увлечения у нас были общими, а вот девчонок мы чётко делили, установив твёрдое правило: на девушку друга не заглядываться. Четыре года подряд всё шло превосходно, а на пятом курсе наша идеальная система отношений дала сбой. И всё из-за твоей матери.
От услышанного у меня отвалилась челюсть. Она-то здесь при чём?
– Кира перевелась в нашу группу в первом семестре последнего года обучения. Не знаю, что у неё случилось на прежнем месте учёбы, мы никогда не спрашивали об этом, но я влюбился сразу, едва её увидел. Твой отец тогда проходил практику в какой-то престижной фирме, объявился через полтора месяца после перевода Киры. Наши с ней отношения на тот момент были достаточно серьёзными, так как и чувства оказались взаимными, но твоего отца это не остановило. Про правило о девчонках он благополучно «забыл», между нами начали разгораться ссоры, которые с каждым днём становились всё более масштабными, пока однажды мы не подрались и не разругались в хлам. Я постоянно ходил мрачный и злой, на Киру начал незаслуженно рявкать, и уже после я понял, что сам непроизвольно толкал её своим неадекватным поведением в объятия лучшего друга. Она, конечно, тоже хороша: клялась в вечной любви, а сама променяла меня на Романа. Через пару месяцев они поженились, а ещё через пять у них появился ребёнок. Вот только по срокам ничего не сходилось, потому что он, как и положено, родился девятимесячным. Я сложил два и два и заявился к ним домой за ответами. Повздорили мы тогда знатно, но отпираться они не стали. В общем, как я и предполагал, Никита оказался моим сыном.
После этих слов я понял, что это и есть та истинная причина, по которой Громов предложил отцу свою помощь... Нить разговора я потерял ещё после слов о нестыковках в беременности; уже тогда мой мозг начал посылать тревожные сигналы о том, что скоро запахнет жареным. В общем и целом, так оно и вышло. Но мне было до смешного приятно осознавать, что у нас с Никитой хоть и был общий родитель, он стал от меня чуточку дальше, и это было охренеть как здорово.
– Отрадно знать, что мы с ним имеем хоть какие-то различия, – хмыкнул я. – Вот если б ещё и мать призналась, что на самом деле усыновила его, было бы вообще охренительно. Без обид, но Никита – та ещё мразь.
