Сделав паузу, Максим Петрович сказал:
– Не каждый человек способен на то, что сейчас сделала ты, Наташа. Так легко простить… А ведь эта женщина чуть не сломала тебе жизнь своей выходкой.
Я улыбнулась и рассмеялась, тряхнув волосами.
– Почему ты смеёшься?
– Это было легко, Максим Петрович. Она ведь жалеет о своём поступке. И я знаю, что моё прощение принесло ей облегчение. Прощение человека, перед которым ты виноват, освобождает душу от оков вины. Следующий этап, и намного более сложный – простить самого себя. И тут уже я, к сожалению, ничем не смогу ей помочь. Да и никто не сможет.
Помолчав, я добавила:
– У меня были хорошие учителя, научившие меня прощать.
– Твои родители? – сразу понял Громов. Я кивнула.
Некоторое время мы ехали в полном молчании. Я смотрела в окно, на меняющиеся дома и улицы, и думала… Думала о том, как узнать у Громова то, что меня очень интересует. И наконец решилась…
– Максим Петрович… Я хотела кое-что у вас спросить.
– Да? – он поднял глаза и улыбнулся.
– Когда вы… в общем, когда вы поссорились с Молотовым из-за его спора… Что вы ему сказали?
Громов озадаченно смотрел на меня.
– Что я ему сказал? Хороший вопрос. Я не помню. А почему ты спрашиваешь?
Я вздохнула. Господи, неловко-то как!
– Понимаете… Некоторое время назад Молотов приходил просить прощения. И когда мы уже прощались, он задал вопрос… – я запнулась.
– Так? – кажется, Громов насторожился.
– В общем, он спросил, не сплю ли я с вами, – выпалила я, поморщившись. – И я подумала – откуда он взял такую мысль? Может, вы ему что-то не так сказали… случайно?
Я ожидала, что Максим Петрович рассердится, но вместо этого он улыбнулся.
– Наташа… Что ж, если тебя это волнует, могу успокоить – я совершенно точно помню, что не говорил ничего такого, из чего Молотов мог сделать подобный вывод. Точных своих слов, конечно, я не воспроизведу, но общий смысл был в том, что я его не считаю мужчиной после таких вот споров, и если он будет продолжать преследовать тебя, придётся принять меры.
Вот оно как… Что ж, мои предположения оказались верны – у Молотова действительно разыгралось воображение.
– Наташа, – Громов, по-прежнему улыбаясь, взял меня за руку и тихонько её сжал, – не сердись на Алексея. На его месте я подумал бы то же самое.
– Почему? – вскинулась я, стараясь не обращать внимания на сладкую волну, поднимающуюся от руки к сердцу.
– Причин много, – мягко сказал Громов. – Я даже не уверен, что смогу перечислить их все. Во-первых, ты действительно очень красивая девушка, на которую любой мужчина обратит внимание. И Молотов логично предположил, что и я не стал исключением. Во-вторых, посуди сама – я прибежал к нему в кабинет и, не особенно стесняясь, ударил его в челюсть, наговорил кучу гневных слов и ушёл. С чего так будет делать простой начальник? И Молотов решил, что ты моя любовница. Что логично, учитывая его мировоззрение и образ жизни. Он же не понимает, что девушку можно просто уважать.
Я молчала, кусая губы. Да, Зотова, попала ты. Я чувствовала, что пройдёт немного времени – и очередной слух обо мне поползёт по издательству. Как надоела эта грязь!
– Наташа, – Максим Петрович, протянув руку, погладил меня по голове, словно утешая, – ты зря переживаешь. Сейчас все обсуждают романы самого Молотова. Да и не поверит ему никто, если он вздумает о тебе такие слухи распускать.
– Думаете? – обрадовалась я.
– Конечно. Все решат, что он тебе отомстить хочет за отказ. Поэтому перестань переживать из-за пустяков.
В этот момент шофёр Максима Петровича притормозил возле моего дома. И я, попрощавшись со своим начальником, направилась домой.
И почему-то я была очень рада, что завтра увижу его вновь.
Утром первого мая я проснулась, когда солнечный лучик заглянул ко мне в окошко и начал щекотать нос. Открыв глаза, я впервые за последние годы улыбнулась утру и с удовольствием потянулась. С удивлением осознала, что не слышала тявканье Бобика, не ходила кормить Алису ночью и не фотографировала рассвет. Неужели соседи куда-то уехали?
Собираясь, я насвистывала песенку. Алиса сидела на диване и с удивлением смотрела на меня своими мудрыми зелёными глазами.
– Сегодня я встречусь с твоей тёзкой, – хмыкнула я, легонько щёлкнув кошку по лбу. – Только она человек. Почти как я, только поменьше.
Я хотела почувствовать себя прежней. Надела своё старое льняное платье оттенка летнего неба, сверху – вязаный жакет. День выдался тёплый, так что на ноги – чёрные туфельки на низком каблуке. Платье немного висело на мне – ещё бы, ведь я носила его ещё до смерти родителей. Но ничего, не страшно.
Заплела две косички. Закрепила хвостики голубыми резинками, которые еле нашла – эти резинки я в последний раз брала в руку за день до автокатастрофы. Выпустила изящную кудряшку на лоб – «завлекалочку», как говорила мама.
