так вышло. Проезжала мимо, когда увидела тебя и подумала, что могу подвезти. Здесь очень жарко.
– Вы знаете Перкинсов?
– Перкинсов?
– Дом, возле которого вы припарковались. – Я скрещиваю на груди руки.
– О, нет. Я свернула не в ту сторону. А куда ты шел?
– У меня брат заболел. Ему нужно лекарство.
Когда она говорит, у нее дрожит подбородок:
– Серьезно заболел?
– Нет. Обычная ветрянка.
– Залезай. Я тебя отвезу. И обещаю, что не представляю для тебя угрозы.
Стиснув ручку машины, нерешительно мнусь и смотрю на простирающуюся впереди дорогу, а потом обратно на дом. Я провернул ключ три раза. Доминик уснул, но долго ли проспит? Несколько дней назад, пройдя ночью половину дороги до тайного места, я не мог вспомнить, запер ли дверь. Побежал домой, и сердце гулко стучало в груди не от бега, а от страха и неуверенности. Три щелчка замка, три поворота ручки. Три раза проверял его перед тем, как уйти. Только так могу быть уверенным.
– Я должен к нему вернуться.
– Мы по-быстрому, – заверяет она.
Снова смотрю на дом, а по виску стекает пот. Сложно представить, что эта женщина попытается причинить мне вред.
Да к черту все.
Залезаю и пристегиваюсь. Машина у нее старая, немножко побитая, но кондиционер работает, и я этому рад. Женщина поворачивает ко мне клапан вентиляции, и пот на коже начинает высыхать.
– Вы не могли бы подбросить меня до аптеки?
– Конечно.
По дороге немного успокаиваюсь. У женщины огромный живот, и она с трудом помещается за рулем.
– Так ты живешь в том доме?
– Это дом моей тети. Мы поживем у нее какое-то время.
– И тебе там нравится?
Пожимаю плечами, чтобы женщина решила, что все хорошо, но, по правде, чертовски ненавижу этот дом и уже почти ненавижу Дельфину.
– Она, ты… – Голос у женщины дрожит, и мне становится не по себе. Поглядываю в зеркало заднего вида.
Три раза. Ты провернул замок три раза.
– Так твой брат…
– Доминик.
– Доминик, – с трудом произносит она. – Ему очень б-больно?
Поворачиваюсь в ее сторону, а она – в мою, словно боится меня, боится моего ответа.
– Он поправится. У меня в его возрасте тоже была ветрянка. Все ей болеют, ведь так?
– Нет, вообще-то я не болела. Так что точно заболею вместе с ребенком. Но лучше переболеть в детстве. Я читала об этом в одной из книг про детей.
– А кто у вас? – Такого странного разговора у меня еще не бывало. Я знать не знаю, кто эта женщина и почему везет меня в аптеку, но меня это мало волнует, потому что у нее в машине есть кондиционер.
– Девочка. Я подумывала назвать ее Лиэнн.
Морщу нос, и женщина замечает, а потом заливисто смеется.
– Не нравится, да? А ведь так звали мою мать.
– Извините. – Оглядываюсь в сторону дома, молясь, чтобы Доминик все еще спал.
– Да ничего. У меня все равно к этому имени сердце не лежит. Может, это будет ее второе имя.
Когда через несколько минут женщина подъезжает к аптеке, поворачиваюсь к ней, положив ладонь на дверную ручку.
– Спасибо, что подвезли.
– Не против, если я пойду с тобой? Помогу найти, что тебе нужно.
Я хмурюсь.
– Мешать не буду, – тихо говорит она.
– Я… хорошо, если хотите.
Женщина кивает и вылезает из машины, а я иду вразвалочку к двери и открываю перед ней.
– Спасибо, – рассеянно говорит она. Лицо у нее все в пятнах – совсем как у Дельфины после одной из ее ночных истерик. Мы бредем по проходам и находим нужное лекарство. Женщина берет бутылочку лосьона от зуда, который стоит восемь долларов, и тут я понимаю, что влип.
– Спасибо, – благодарю я, когда женщина достает коробку детского «Парацетамола», и вижу цену на полке.
Одиннадцать долларов.
После оплаты у меня останется совсем мало денег.
– Что еще тебе нужно?
– Ничего. – Кусаю губу и, увидев «Парацетамол» аптечного бренда, хватаю его с полки. – Лучше этот.
С красным от смущения лицом она берет другую упаковку «Парацетамола» и кидает в корзину.
– Давай я его тебе куплю.
– Что? – Мы почти одного роста. Может, я даже на пару сантиметров ее выше. – Зачем это вам?
– Просто хочу, чтобы твой брат поправился.
– Но я… я не…
– Это будет нашим секретом. – Она едва заметно улыбается мне.
Киваю, потому что выбора у меня нет. Если бы она не предложила, то денег бы мне не хватило и лекарства пришлось бы украсть. В последнее время мне частенько это сходит с рук, и ничего приятного в этом нет. Но я начал воровать, только когда деваться уже было некуда. Поскольку денежной компенсации за смерть родителей придется ждать до шестнадцати лет, то приходится красть, пока не смогу заработать. А до наступления этого момента нужно ухищряться, и есть неприятное чувство, что подворовывать буду частенько. Но я хожу по тонкой грани. Если меня поймают, я привлеку внимание к Дельфине и Дому. Нужно быть осторожнее, в два раза быстрее и умнее обычного вора. От этого зависят моя жизнь и жизнь Дома. На меня снова давит знакомое чувство стыда, и я мысленно даю клятву, что однажды заработаю столько денег, что больше никогда не испытаю подобных ощущений.
Словно услышав мои мысли, женщина спрашивает:
– Подумай, может, ему еще что-нибудь нужно?
– Я хотел найти ему машинку и книгу.
– Да? – оживляется она. – Я помогу.
– Вы правда не…
– Позволь мне, – просит женщина. Ее голос снова дрожит, и в нем слышно волнение. – У меня д-день не задался, – говорит она. – У тебя бывает такое?
– Постоянно.
Мои слова ее, похоже, расстраивают, и женщина отворачивается, вытирая лицо рукой.
– Извините. Не огорчайтесь. Да, вы можете помочь. – Я лишь хочу уйти от этой странной дамы и вернуться к брату, но когда она так на меня смотрит, у меня щемит в груди.
– Не извиняйся передо мной, не нужно. Прости. В последнее время из-за беременности я чересчур эмоциональна. Не хочу тебя смущать.
– Это избыток гормонов, – повторяю слова мистера Белина, сказанные на одном из уроков естествознания. – Вы растите в себе другого человека. Все в порядке.
Женщина улыбается.
– А ты умный, да? – Она толкает тележку, и я иду за ней.
– У меня очень хорошая память.
– Это здорово. Хотела бы, чтобы у меня была похуже, – посмеиваясь, говорит она.
Мы идем в отдел игрушек, и я сопоставляю в уме цену за несколько машинок с деньгами, что лежат в кармане, но женщина вдруг берет с полки набор.
– Это набор. У твоего брата будут все машинки.
– Я не
