на Доминика, когда я задираю на нем рубашку и показываю ей.
– Ему нельзя в школу. Все равно домой отправят.
– Ну а я не могу отпрашиваться с работы, – фыркает она. – Нам это не по карману.
– Тогда я остаюсь дома, – возражаю я. – Он не останется один.
– Тебе нельзя пропускать школу.
– Я его одного не оставлю. И точка. – Так обычно говорил папа, когда был серьезен. Надеюсь, мои слова прозвучали так же убедительно.
Она злобно зыркает на нас, после чего поворачивается и хлопает дверью.
– Ненавижу ее, – шепчет Доминик, боясь, что Дельфина его услышит.
– Когда-нибудь мы отсюда уедем.
– Она выкинула мои машинки, потому что наступила на одну из них.
– Я же говорил их убирать. Принесу тебе другие.
– Но у тебя же нет денег.
– Это уже моя забота. – Вытащу у нее из сумки еще одну двадцатку. Дельфина частенько понятия не имеет, что лежит у нее в кошельке, и слишком пьяна, чтобы заметить, куда пропадают деньги. Снова прижимаю ладонь к его шее и встаю. У Доминика лихорадка.
– Ты куда?
– Поищу лекарство, чтобы сбить температуру.
– Ты вернешься?
– Я быстро.
Иду по коридору к комнате Дельфины и замираю в дверях, услышав знакомые всхлипы. Заглянув в комнату, вижу, как она с красными глазами разглядывает разложенные на кровати фотографии, на которых изображены она и ее муж, бросивший Дельфину за несколько месяцев до смерти мамы и папы. Дельфина водит по ним пальцами, а потом, почувствовав мое появление, угрюмо на меня смотрит.
– Я не хочу быть матерью.
– И не нужно. Я буду его кормить. Купать. Водить в школу. Не прикасайся к нему и не ори на него. Я все сделаю сам.
Она фыркает.
– Ты всего лишь ребенок.
– Plus adulte que toi [13].
– Surveille ton langage, petit con [14].
Решив не начинать очередной бессмысленный спор, меняю тему:
– Ему нужно сбить температуру.
Дельфина открывает ящик прикроватной тумбочки и вытаскивает пакетик с порошком, который кладет на язык каждое утро с похмелья, и я встревоженно смотрю на него.
– Что это?
– То же самое, что «Тайленол». Только действует быстрее. Разведи его в соке.
– У нас нет сока.
Она вздыхает и, собрав с кровати фотографии, с любовью кладет их в старую коробку из-под сигар, что стоит на тумбе. Иду к комоду, выуживаю из ее сумки кошелек и достаю двадцатку.
– Какого хрена ты делаешь?
– Иду за нужным Дому лекарством и новой машинкой, с которой он будет играть, пока болеет. – Своим тоном подзадориваю ее. К этой стычке я готов.
Она открывает было рот, чтобы возразить, но опускается на кровать.
– Ладно, как хочешь.
– Мы тоже не хотим такую мать. – Сминаю купюру и закидываю кошелек обратно в сумку. – Просто держись от него подальше. Я сам о нем позабочусь.
– Ну и ладно, мальчишка. Закрой дверь. – Дельфина закатывает глаза и выключает лампу. Комната погружается в кромешную темноту. Через пару секунд тетка отрубится. Пробираясь на ощупь из ее спальни, в тусклом свете от лампы, горящей в комнате Доминика, иду на кухню за водой. Высыпаю в чашку полпакетика, который дала Дельфина, и размешиваю, смотря в окно на луну, пока по стеклу проползает таракан. Приношу лекарство Доминику, который разделся до белья и яростно чешет руки.
– Оденься, чтобы не чесаться.
– Но очень сильно чешется!
– Нельзя. Будет хуже и останутся шрамы.
Доминик перестает чесаться и, тяжело вздохнув, надевает пижаму. Пижаму, из которой уже вырос. До сих пор помню тот день, когда мы с мамой привезли ее домой. Пижаму выбрал я. Да и родители еще не так давно были живы.
Доминик хмуро косится на стакан.
– От этого я стану сильнее?
– Да. Когда заболеваешь, тело само понимает, как тебе стать сильнее, чтобы в следующий раз ты не заболел. Оно борется с возбудителем инфекции и вырабатывает к ней антитела.
– Что такое инфекция?
– Это причина, почему ты заболел.
– Что такое антидела?
– Антитела. Они в тебе живут. Создают войско, которое помогает победить болезнь.
– Откуда ты это знаешь? – спрашивает брат и наклоняет голову, как наш папа.
– Читаю книги. Книги делают умнее.
– Тогда я буду читать книги, – говорит он. – Много книг. Стану сильным и умным, тогда больше никто не посмеет меня обидеть.
– Хорошо. А теперь пей.
Доминик отпивает из стакана и морщится.
– Не хочу.
– Там лекарство. Тебе оно нужно.
– Гадость.
– Пей, Дом. А завтра я куплю тебе лекарство вкуснее.
Вскоре он допивает лекарство и засыпает, а я, проверив, спала ли у него температура, ложусь рядом и отключаюсь.
Когда через несколько часов хлопает входная дверь, приподнимаюсь и осторожно трясу Дома, чтобы его разбудить.
– Я иду в магазин. Лежи в постели, пока я не вернусь.
– Я сплю, – хныкает он.
– Если проснешься, то до туалета и снова в кровать. Не выходи из комнаты, пока я не вернусь, и никому не открывай.
– Я же сплю.
– Пообещай мне.
– Ох, обещаю, – пыхтит Доминик и накрывается с головой простыней.
С дурным предчувствием запираю за собой дверь. Иду по дороге, но возвращаюсь и, поднявшись на крыльцо, поворачиваю в замке ключ. Один раз, второй, третий.
Успокоившись после подсчета, бегу сломя голову по проезжей части к аптеке. Не успев далеко отойти от дома, замечаю, что припаркованный напротив седан медленно едет за мной. Останавливаюсь и поворачиваюсь к машине, и она тут же замирает. Готовый высказать недовольство, с удивлением замечаю сидящую за рулем женщину. Она пристально на меня смотрит, а потом опускает окно, и я вижу ее красные и припухшие глаза.
– Привет. Извини, если напугала. Хотела узнать, могу ли я тебя подвезти?
– Нет. – Я отворачиваюсь и снова бегу.
Некоторое время она молча едет за мной, но снова заговаривает:
– Я тебя не обижу.
– Меня не нужно подвозить, спасибо. – Упрямо смотрю вперед, пот капает в глаза. В ночь смерти родителей я нашел одно интересное место и развил выносливость благодаря ночным пробежкам туда, но сегодня офигеть как жарко, и футболка уже насквозь мокрая.
– Я еду в город, если ты тоже туда направляешься, мне бы не помешала компания.
Недовольно останавливаюсь и смотрю на женщину. Она красивая и кажется ненамного старше меня. Приблизившись наконец к машине, замечаю выпирающий из-за руля большой живот. Женщина беременна – очень беременна, – и чутье подсказывает, что совершенно безобидна.
– Ты еще маловат, чтобы бегать по округе одному, тебе так не кажется?
– Через несколько месяцев мне исполнится двенадцать. А вот вы почему преследуете детей и предлагаете подвезти?
Она вымученно улыбается.
– Да, я здорово тебя напугала, но не хотела, чтобы
