ее клитору, согревая нежный бугорок и заставляя все ее тело дрожать.
Я хочу остаться и понаблюдать, потереться о клитор головкой, затем провести ею вниз и снова проникнуть внутрь для яркого финала, который выжмет из наших тел все до последней капли.
Хочу позволить ей снова кончить.
Но я этого не делаю.
Встав на ноги, натягиваю джинсы, застегиваю ремень и наклоняюсь вперед, сдергивая шлевку с плотных золотисто-белых штор.
Одно ее веко медленно приподнимается, затем другое. Признаки хорошо оттраханной женщины.
– Тебе понравилось?
Она застенчиво улыбается, пожимая плечами и потягиваясь всем телом.
– Понравится, как только тебя поймают, и я буду пытать тебя, чтобы получить ответы.
– О какой пытке идет речь?
Она явно хочет улыбнуться шире, но сдерживается.
– Вопрос. – Пауза, чтобы перевести дыхание. – Зачем охотиться, если никого не убить?
Ей не обязательно продолжать. Я знаю, она говорит о тупом ублюдке, которого мы скатили с холма.
Хорошенькая маленькая богатая девочка, которая припарковалась и увидела парня, склонившегося над лежащим без движения телом, должна была бы с криком убежать при виде такого зрелища, но в итоге мы в ее комнате.
– Иногда трюки более понятны, когда их исполняет клоун.
– Но у клоуна много лиц, и кто сказал, что этот не прячется в тени?
– Он может прятаться сколько угодно – я услышу, как он приближается. А этот уже ни хрена не услышит.
На ее лбу образуются небольшие складки, которые разглаживаются по мере того, как она собирает все воедино.
– Его барабанные перепонки.
Я не подтверждаю и не отрицаю ее слова, и, поскольку мое подсознание что-то заподозрило, прижимаюсь коленом к шезлонгу между ее ногами и хватаю ее за подбородок, чтобы удержать взгляд на себе.
– Держи белокурого Джеймса Бонда подальше от своей постели.
На ее лице мелькает удивление. От моего предупреждения, или она сообразила, что я был здесь, когда он обнимал ее? Не знаю. Мне все равно.
Она приподнимает бровь.
– И как ты узнаешь, выполняю ли я твой завет?
Провожу костяшками пальцев по ее упругой груди.
– Будь уверена, я узнаю.
Она ухмыляется, и я облизываю нижнюю губу.
Она сжимает бедра, а я, постанывая, наклоняюсь вперед и завязываю ей глаза шлевкой.
У меня осталось двадцать секунд, если она не соврала про сигнализацию, но мне требуется всего две, чтобы приблизить рот к ее уху.
– Спасибо за приключение, богатая девочка.
А потом я ухожу.
Роклин
– МИСС МИЛАНО, Я С ВАМИ АБСОЛЮТНО СОГЛАСНА. Я ПОГОВОРЮ С КУРАТОРОМ, и мы придумаем подходящее наказание, – говорю я; мой телефон включен на громкую связь.
Бронкс, она старше нас на шесть месяцев, и она хамелеон в нашей девчачьей банде из трех человек, закатывает глаза, засовывает язык за щеку и водит кулаком в воздухе, изображая отсос. Наш пошлый маленький скорпион.
Я кашляю, чтобы скрыть смех, и кидаю в нее свою губную помаду. Она закрывается подушкой, прежде чем драматично упасть на диван, как будто этот разговор ей до смерти надоел.
– Я знаю, что вы это сделаете, мисс Ревено. Мы всегда можем рассчитывать на вас, девочки, в том, что вы поможете другим добиться больших успехов, – поет нам дифирамбы наша милая, но невероятно неквалифицированная деканша – причина номер один, по которой наши семьи так стремились нанять именно эту женщину.
– Конечно. Мы позаботимся о том, чтобы она получила по заслугам, поэтому к следующему экзамену она будет готова. – Я подкрашиваю бровь, придавая ей идеальный изгиб, и поворачиваюсь перед зеркалом, чтобы убедиться, что моя униформа отглажена должным образом. – Обман абсолютно неприемлем.
Поднимаю глаза и вижу в зеркале фарфоровое личико Дельты, когда она проскальзывает у меня за спиной и шепчет мне на ухо:
– Если только ты не хедлайнер самого престижного музыкального ансамбля среди средних школ страны, или самый молодой олимпийский чемпион в мире по прыжкам в воду, или следующий Пабло Пикассо, тогда это вполне приемлемо, да, Коко-Рокко?
– Не забудь про самую высокую! – шепчет Бронкс.
Я отмахиваюсь от Дельты, и она хихикает.
Мы с ней родились с разницей в две недели, но с таким же успехом могло пройти и два десятилетия. Дельта – это что-то царственное и ренессансное. Она буквально дышит грацией и уравновешенностью, в то время как нам с Бронкс приходится усиленно вспоминать об этом по мере того, как мы взрослеем. То, что наша подруга – единственная внучка известного сенатора, способствует ее имиджу. И это при том, что ее мать – коварная сука, гоняющаяся за титулами и трастовыми фондами. Дельта – полная противоположность. Она застенчива, и, хотя в нашей жизни требуется хитрость, у нее есть моральный компас. Во всяком случае, он работает большую часть времени.
– Большое вам спасибо, дорогая. Мы скоро увидимся.
– До свидания, мисс Милано. – Я улыбаюсь и через секунду после того, как кладу трубку, высовываю язык.
Дверь моей спальни открывается. Я вся напрягаюсь, сердце подскакивает, но это Сэйлор, моя горничная, в руках у нее высокая стопка полотенец.
Она останавливается, и ее светлые глаза расширяются, когда встречаются с моими.
– Простите. Я думала, вы уже уехали, иначе я бы никогда…
– Все в порядке, Сэйлор. – Мои плечи расслабляются. – Я просто не ожидала, что ты войдешь, вот и все. И зачем ты все это принесла? Я же сказала тебе, ты не…
– Пожалуйста. – Она отдергивает стопку назад, когда я подхожу к ней, поэтому я останавливаюсь. – Позвольте мне делать то, что мне поручено. Так будет лучше.
То, как она произносит «лучше», и быстрый разрыв зрительного контакта не остаются незамеченными, но я просто киваю, и только потом до меня доходит:
– А почему ты решила, что я уехала?
Черты ее лица искажаются – никому не нравится быть крысой.
– Джаспер позвонил около двадцати минут назад и сказал, что я могу приступить к своим обязанностям пораньше, если хочу. Он подумал, что вы уехали с мистером Донато и его людьми.
Бронкс встает, темные густые кудри падают на ее лицо.
– Конечно, он так и сказал, ага. – Она смотрит на меня. – Интересно, откуда у него такая информация?
Джаспер – управляющий домом, тот, кто распределяет обязанности и отвечает за то, чтобы жизнь в Грейсон Мэнор была такой же гладкой, как шелковые занавески, висящие на каждом окне. В отличие от грубых вышитых штор в «Энтерпрайзе», чего я, кстати, не замечала раньше. Вышитая золотом шлевка была колючей и почти такой же грубой, как пальцы, которые завязывали ее на моих глазах…
Воспоминания о прошлой ночи вспыхивают
