чтобы их начать. Я не особо переживаю из-за этой паузы, я вообще годами думала, что бесплодна. Когда я спала направо и налево, то временами бывала неосторожна, и ничего никогда не случалось.
Он ненавидит презервативы, говорит они неудобные и неестественные. Я уверена, что он никогда ими не пользовался с другими девушками, по крайней мере, мы не пользовались ни разу. Я не против, если он кончает в меня, ничего страшного.
У меня всегда была нерегулярная менструация. Может, у меня низкое железо. Может, это из-за психотропных веществ. Может быть, я как та русская балерина, которая изморила в себе женщину. Кровь мне не противна, пусть себе выходит из берегов, между ног и сквозь штаны.
Я так долго молчала про его детей, что их существование превратилось в огромную ложь. Думаю, родителям было бы не так важно, окажись он чьим-то отцом, в жизни складывается по-разному. Но уверена, им не сильно бы понравилось, что он не принимает в их жизни никакого участия. За все время, что мы вместе, он с ними ни разу не виделся, скорей всего потому, что присматривать за своей сумасшедшей девушкой – само по себе ужасно тяжелый труд.
Наша кровать медленно опускается вниз, как лифт, под землю. Я прикасаюсь к мокрым и холодным земляным стенам, темнота все сгущается, я перестаю видеть корни, торчащие по сторонам из земли. Если посмотреть пристально вверх, я все еще вижу потолок нашей спальни. Кровать опускается все ниже, холодная земля трется о матрас и крошится на него, влажная грязь, черви и жуки падают на мою кровать. Я не контролирую этот механизм, просто поворачиваюсь на другой бок и пытаюсь поспать еще чуть-чуть.
Может и не стоить верить этому тесту. Он говорит, если я и вправду беременна, то мне нужно оставить ребенка, он же зачат в любви. Он говорит, что будет принимать участие в воспитании ребенка столько, сколько я захочу. Я не знаю, чему верить, он не думает о своих других детях, но говорит, что у нас все будет по-другому.
«Как тебе кажется, ты стала более плаксивой?» – спросил психиатр.
«По-моему, да», – ответила я, вытирая лицо рукавом кофты.
«А с ним как идут дела?» – спросил он и откинулся на спинку стула.
Я выпрямилась, проглотила ком в горле и ответила со всем величием, на которое меня хватило: «Все хорошо, спасибо».
Психиатр помычал, похмыкал и, наконец, сказал: «Понятно, но меня все еще смущают твои перепады настроения. Мы можем добавить еще одно лекарство, которое должно тебя выровнять». Он повернулся к компьютеру и начал вбивать рецепт, рассеянно рассказывая, как работает лекарство, и для чего оно нужно.
Я замешкалась. «Тут такое дело… хотела уточнить кое-что. Я, может быть, беременна, с этим будет какая-то проблема?»
Психиатр перестал печатать, зажмурился и глубоко задумался. «Почему ты думаешь, что беременна?» – наконец спросил он.
«Ну, я сделала вчера вечером тест, и он оказался положительным. Не знаю, может, он ложный».
Психиатр взял телефон и набрал короткий номер: «Здравствуй, у меня тут одна пациентка, можешь ее посмотреть? Ага, спасибо». Он положил трубку, встал и велел идти за ним. Мы зашли в соседний кабинет, где ждал гинеколог, явно хороший приятель психиатра. Они говорили о моей возможной беременности, будто меня там не было. «Она говорит, сделала вчера тест, и он оказался положительным, мне нужно точно знать, прежде чем выписывать ей «Диазепам» [12]».
Энергичный мужчина гинеколог просто ответил: «Давай ее посмотрим, я свободен до трех».
В наших отношениях нет места для третьего, нам вполне хватает друг друга. У нас не может быть ребенка. Мы едва ли можем быть вместе. Мне осталось недолго до того, как я окончательно испарюсь, исчезну, стану ничем. Я не знаю, что лучше сделать. Я слишком далеко ушла от самой себя, чтобы мыслить трезво. Но знаю, что у меня выбор таков: сделать аборт и продолжить быть с ним или же вырвать себя с корнями из наших отношений и сохранить беременность. Я не могу выбрать оба варианта. Это конец, что бы я ни сделала.
Лежа на гинекологическом кресле, голая ниже пояса, я поразилась, как давно не брила ноги. Я не замечала, как они заросли, пока не увидела их задранными вверх в кресле. Гинеколог попросил меня подвинуться еще ниже. Сказал: «Сейчас будет немного холодно». И засунул в меня какую-то стальную штуку, чтобы открыть влагалище. Надел презерватив на серый прибор, который ввел в меня. По-разному его поворачивал и смотрел на экран. «Ну да, – сказал, – вот оно». Он повернул экран на меня. «Посмотри, вот это маленькое сердце, которое в тебе бьется».
На черном экране мигает тихо свет.
Во тьме.
Второе сердце мое.
Сердечко,
что будет биться в такт,
надеюсь, дольше, чем мое.
Жак Деррида́ – французский философ, создатель концепции деконструкции. Один из самых влиятельных философов конца XX века (здесь и далее примечание редактора).
Один из районов города Рейкьявик.
Наиболее крупный город Южной Исландии.
Высокогорная трасса через плато Хетлисхейди.
Главная улица Рейкьявика.
Ирландский автор-исполнитель песен; выступает в жанре фолк.
Самый старый книжный магазин Рейкьявика.
Термин, применяемый для обозначения молодых людей, живущих в чужой стране или чужом регионе в принявшей их семье и делающих определенную работу (чаще всего – воспитание детей).
В Дании разрешено пить алкоголь с 16-летнего возраста, в Исландии с 20 лет.
Психотропные стимуляторы амфетаминового ряда (жарг.).
Существует мнение, что коричневые яйца – от фермерских кур, а белые – от фабричных.
Сильный транквилизатор.
