отсрочила мою жизнь. Из-за этого у меня есть длинный список наполовину испеченных отношений, которые никогда не выходили из духовки.
Теперь пришло время снова сосредоточиться на личной жизни. В двадцать восемь я чувствую себя в самом расцвете сил. Чисто случайно я нахожусь в хорошей форме, несмотря на отсутствие времени на тренировки. В ординатуре я не могла переваривать больничную еду. В сочетании с лихорадочными спринтами по больнице и ежедневными поездками на велосипеде я поддерживала иллюзию, что уделяю немного внимания своей физической форме. Еще один плюс заключается в том, что в основном мужчины ошибочно принимают мои больной бред и честное суждение за юмор и индивидуальность.
В заключение, даже если парни смогут закрыть глаза на мои кислотно-зеленый гипс и впечатляющий список недостатков (который обновляется каждый день!), то увидят, что я холодная, как лед, одиночка.
– У меня есть идея, но я знаю, что она тебе не понравится, – заговорщически произносит Мэделин, сидя за рулем машины.
Я пожимаю плечами и смотрю в пассажирское окно.
– Скорее всего, ты права. Не говори мне.
– На следующей неделе в Гамильтоне будет проводиться вечер для одиночек.
– Да, звучит весело. Идеальное путешествие для одинокой женщины.
– Ну… я записала нас обеих.
– Какая смешная шутка, Мэделин, – невозмутимо продолжаю я. – Может, вместо этого мы отправим тебя на вечер открытого микрофона?
– Встреча в следующую среду, начало в семь вечера.
– Я так рада, что ты чувствуешь себя достаточно комфортно, чтобы поделиться этими деталями со мной, но они не имеют значения, учитывая, что я не собираюсь идти.
Она останавливается прямо между домом ее детства и моим. Мэделин там больше не живет; она арендует небольшой дом недалеко от главной улицы, а это означает, что наши старые рации находятся вне зоны действия (я убедила ее проверить). Таким образом, я единственная, кто погружается в прошлое и остается в детской спальне со слишком маленькой кроватью, пытаясь притвориться, что за одиннадцать лет, которые меня тут не было, я на самом деле повзрослела.
Мэделин продолжает настаивать на том, что я пойду с ней на встречу, а я продолжаю давать ей отпор. Честно говоря, я уже знаю, что пойду, ненавижу разочаровывать ее.
Когда иду по подъездной дорожке, не могу избавиться от страшной мысли, которая меня посетила. К двадцати восьми годам мне необходимо все выяснить. Я уже должна была построить полноценную жизнь, но на самом деле застряла в одной петле почти на три десятилетия. Фон изменился, второстепенные персонажи мелькают туда-сюда, но сценарий остался прежним: я, Дэйзи Белл, соперница Лукаса Тэтчера, и груз этой ненависти начинает все больше давить на меня. В глубине души я начинаю забывать, что именно ненавижу в Лукасе. Сейчас я могу объяснить это при помощи логики. Я хочу иметь собственную практику и не умею делиться, поэтому пытаюсь выгнать Лукаса из этого города. Но если бы все было так просто, то последние одиннадцать лет я не провела, мысленно бросая дротики ему в лицо. Мы были частями одной страны, отделившимися друг от друга, и я по-прежнему давала ему свободу и собственное правление.
Это наводит меня на мысль, что я неизлечимо больна. В данный момент моя ненависть к нему стала естественной, как еще одна функция тела. Есть, пить, ненавидеть. Когда я начинаю думать о Лукасе, желудок сжимается, а сердце бешено колотится. Я пытаюсь выбить все мысли о нем, как в игре «Попади в крота» [3], а мозг продолжает закидывать четвертаки для продолжения. Однажды я даже попробовала специальную терапию: надела на запястье резинку, как курильщик, который пытается избавиться от привычки «пачка в день», и каждый раз, когда мысль о Лукасе появлялась у меня в голове, щелкала ею. К концу дня запястье сильно опухло, а кожа стерлась чуть ли не до крови.
Если моя ненависть к нему сидит на водительском сиденье, а у автомобиля отсутствуют тормоза, то надеюсь, что работа с доктором Маккормиком вылечит меня. Я завершу все три этапа дьявольского плана и смогу убедить доктора Маккормика назвать меня единственной наследницей. У меня есть все основания полагать, что как только это произойдет, ненависть к Лукасу будет изгнана одним махом.
Все будет кончено. Finita. Я буду писать новый сценарий. Я буду Дэйзи Белл, милосердной победительницей, прекрасной и честной. Я не буду тыкать его в это лицом или злорадствовать. Я просто забуду о нем.
Боже милостивый, пожалуйста, позволь мне забыть о нем.
Однажды в школе нас с Лукасом объединили в пару для написания рецензии на книгу «Над пропастью во ржи». Мы оба прочитали ее и договорились встретиться в библиотеке – нейтральная территория – для работы над презентацией. Это было единственное, о чем мы смогли договориться.
– Холден Колфилд – избалованный лицемер. И единственная причина, по которой он так зол, – это то, что его вывели на чистую воду, – утверждал Лукас.
– Он всего лишь ребенок! – настаивала я. – Все дети в какой-то степени незрелые, но это не означает, что его критика взрослого мира становится менее правдивой. Мир взрослых – отстой.
– Значит, все остальные виноваты в том, что его исключили из всех школ, в которых он учился?
После часа дебатов гигантский плакат для презентации был разорван посередине. Когда пришло время выступать перед классом, мы решили, что каждому представится возможность выступить в течение пяти минут. Но никто из нас не хотел отказываться от чести идти первым, поэтому все отведенное время мы просто пытались перекричать друг друга.
Совместная работа с пациентами очень похожа на тот проект.
– Может быть ушная инфекция, – размышляю я.
– А как насчет потери аппетита? – спорит Лукас.
– Это симптом.
– Думаю, будет лучше, если мы также исключим проблемы с кишечником.
– Не думаю, что нужно проводить дополнительные дорогостоящие анализы…
– Эм… простите?
Мисс Келлер, мать пациентки, пытается привлечь наше внимание, но мы игнорируем ее, продолжая спор. Мы оправдываем непрофессионализм тем, что по всем объективным показателям пациенты получают от нас больше времени и вдвое больше опыта. На самом деле мы перегибаем палку, и последствия быстро настигают нас.
– Итак, вы двое. Я получил кое-какую обратную связь от ваших пациентов, – недовольно произносит доктор Маккормик в пятницу днем после первой недели нашей совместной работы. – Я улыбаюсь, готовясь к похвале. – Некоторые пациенты жаловались на плохое отношение и на ваши споры из-за мелочей. Думал, что во время работы вы отложите старые игры, но, похоже, я ошибался.
Я удручена, ведь это вина Лукаса. Я не буду колебаться, прежде чем толкнуть его под автобус. Я открываю рот,
