незаинтересованности на мгновение сползает.
— Это не то, что я чувствую.
— Это то, как ты себя чувствуешь, а это все равно. Все в порядке. Я большая девочка и могу справиться с такими мужчинами, как ты. Ты не первый клиент, который так со мной обращается.
Я иду к главной двери, чтобы выйти из номера. Мое шелковое платье цвета шампанского прилипает к телу, что затрудняет шаги.
Джакс легко догоняет меня. Он мягко берет меня за локоть, поворачивая к себе.
— Я не могу говорить за других мужчин, но я не думаю, что я лучше тебя. Совсем наоборот. Ты слишком… — Он прикусил губу, еще раз осмотрев мое тело и задержавшись на лице. — Хороша для такого, как я.
— Такого, как ты? — я смотрю на его руку, пытаясь понять, почему моя кожа покрывается мурашками от его прикосновения.
Его большой палец лениво проводит по моей коже.
— Я лучше подхожу для того, чтобы разрушить чье-то счастье, чем быть его причиной.
Я глубоко вздохнула.
— Ты всегда собираешься говорить фразами, окутанными мраком?
— Я как Риддлер Джима Кэрри.
— Из всех фильмов, на которые ты мог бы сослаться, ты выбрал франшизу о Бэтмене Джорджа Клуни? Я теряю все свое уважение к тебе.
— Тот факт, что ты вообще меня уважаешь, вызывает беспокойство.
— Не волнуйся, уважение уменьшается с каждой секундой.
Он покачал головой, борясь с улыбкой, но потом нахмурился.
— Пойдем. Пора покончить с этим дерьмовым шоу.
— Почему ты ненавидишь спонсорские мероприятия?
— Я ненавижу все, что не является гонками на моей машине. Я бы предпочел исчезнуть с лица планеты, чем каждую неделю иметь дело с новой толпой людей, которые задают мне слишком много вопросов.
Мы оба входим в холл и направляемся к лифту.
— Думаю, ты выбрал не тот карьерный путь. Гонки и статус знаменитости — синонимы.
Джакс нажимает на кнопку.
— Поверь мне, в молодости я не думал о последствиях.
— Потому что ты чаще волнуешься в окружении других?
— Отчасти.
Смутно, но я позволяю ему хранить свой секрет. Двери лифта открываются, и мы входим.
Я нажимаю на кнопку вестибюля.
— Как давно с тобой это происходит?
— С вечности.
— И стало хуже?
— Ты не психотерапевт. Прекрати копаться в моем мозгу в поисках ответов.
Я смеюсь, прислонившись к перилам.
— Это называется вести беседу. Попробуй как-нибудь с противоположным полом. Ты удивишься, о чем могут говорить женщины, когда ты не трахаешь их в тишине.
— Ты милашка, подталкиваешь меня к более грязным разговорам. Тебя возбуждает мысль о том, что я могу быть с другими женщинами, и ты мечтаешь, чтобы это была ты?
О, черт. Молодец, Елена. Наслаждайся тем, что выпуталась из той неразберихи, которую сама же и создала.
Я закатываю глаза.
— Нет.
— И все же ты любишь об этом вспоминать. Почему? — его ухмылка раздражает меня.
Мои глаза сужаются к его губам.
— Это называется шутка
— Уверяю тебя, секс со мной — это не шутка.
Я сморщила нос от отвращения.
— Фу. Ты как пятизвездочный отзыв от владельца сомнительного китайского ресторана со шведским столом.
— Что, блядь, это значит?
— Никто не должен доверять твоей блестящей рекомендации, пока не попробует сам.
Из него вырывается взрыв смеха.
— Как, черт возьми, ты придумываешь половину того дерьма, которое говоришь?
— Я умею работать языком. Это талант.
Он поднимает бровь, когда мои слова доходят до него. Ну, черт, глупый язык сейчас больше подходит.
Я пытаюсь прийти в себя.
— Давай не будем обращать на это внимания. И мы будем проводить много времени вместе, так что, возможно, ты научишься говорить о других вещах, кроме секса.
— Ты всегда такая властная?
— Я предпочитаю термин «напористая». Босс имеет тенденцию нести негативный оттенок, особенно для женщин.
Его брови приподнялись.
— Ты получила много дерьма за то, что работаешь в Ф1, не так ли?
— И что это дало? То, что в гоночном паддоке почти нет женщин, или то, что все мужчины игнорируют меня в пресс-центре?
Он покачал головой.
— Еще одна причина ненавидеть людей.
— Я не воспринимаю это так. Я думаю об этом, как о еще одной причине доказать, что люди ошибаются.
Через тридцать минут мы с Джаксом входим на гала-концерт в Шанхае. Хрустальные светильники свисают с потолка, заливая нас золотым сиянием, пока Джакс ведет нас сквозь толпу. Роскошь — это еще не все: вокруг ходят официанты, предлагая бокалы шампанского и еду прямо из кухни Гордона Рэмси.
Настроение Джакса падает, как только он вынужден разговаривать с незнакомцами дольше пяти минут. Я объясняю его раздражительность тем, что ему не хочется часами напролет играть в «милого британского мальчика».
— А, Елена. Я думал, это ты. Я пытался найти тебя целый час, надеясь, что ты прибережешь один танец для меня. — Голос Элиаса привлекает мое внимание.
— Елена должна оставаться рядом со мной этим вечером. Может быть, ты попробуешь еще раз… не знаю… никогда? — Джакс отгоняет его рукой, удобно вытянув средний палец.
— Он шутит. Не обращай на него внимания. — Мои глаза сужаются на Джакса.
— Хорошо. Я попрошу диджея поставить одну из твоих любимых песен. Я вернусь. — Элиас бросает мне тайную улыбку.
— Хватит его подначивать. — От рычащего голоса Джакса у меня кровь стынет в венах.
— Это всего лишь один танец с другом. Хватит делать из мухи слона.
Челюсть Джакса сжимается, тени задерживаются там, где не светят люстры.
— Другом?
— Это может показаться тебе чуждым, но мужчины и женщины могут быть друзьями, не занимаясь сексом.
— Это чушь. Лиам и Софи — прекрасный пример того, что происходит между двумя друзьями.
Я закатила глаза.
— Мы с Элиасом знаем друг друга уже много лет. Между нами все не так.
— Я не просил объяснений. Делай, что хочешь. — Он уходит, отстраняясь от меня.
Я не обращаю внимания на зарождающееся раздражение и ищу своего друга. Элиаса легко обнаружить возле кабинки диджея, он завязывает разговор с человеком, работающим на вертушках. Он застенчиво улыбается диджею, когда тот уходит.
Он вытаскивает меня на танцпол и кружит меня по кругу под «La Bicicleta».
— Итак, ты и диджей? — я вздергиваю брови.
Он качает головой.
— Ты знаешь, как это бывает.
— Я даже не могу представить, что ты чувствуешь.
— Это трудно в таком виде спорта. Я не хочу быть первым… ну, ты понимаешь.
Для Элиаса никогда не наступит подходящего момента, чтобы открыться миру. С его карьерой он остается скрытным в отношении своей сексуальности, несмотря на то, как больно ему скрывать важную часть себя.
— Я уверена, что это страшно,
