15:30. Черт! Мой краткий отдых превратился в четырехчасовой сон. Воскресный обед, наверное, уже закончился, но до ужина осталась всего пара часов. Я обещала, что вернусь к нему, и времени на обучение снова ни черта.
Я лежу в кровати и смотрю на свежевыкрашенный потолок и гипсовые розочки вокруг светильника. Это напоминает мне дом моей бабушки на Уолсдон-стрит в Плимуте. Знаете, такой, с черным камином и маленькими изразцами с вычурными розочками вокруг него и с крошечным садиком с клубничной грядкой на заднем дворе. Бабушка страдала синдромом накопительства, но при этом была очень организованной. По дому еще можно было передвигаться мимо аккуратно сложенных журналов и коллекции стеклянных бутылок, но гостиная со временем стала непригодной для жилья. Когда она умерла, мы нашли газеты за 1945 год, одиннадцать столовых сервизов, двадцать восемь серебряных ложек, шестьдесят три тарелки из серебряной фольги и семнадцать мусорных мешков с одеждой, включая всю дедушкину.
Я полная противоположность бабушки: у меня всего пара чемоданов вещей, и я в любой момент готова отбросить все, включая, по всей видимости, и собственную личность.
Мой телефон вибрирует, и это Тим. Тим. Я почти забыла о своей второй жизни.
– Привет, – отвечаю я, чувствуя, как в правом виске сильно пульсирует.
– О! Привет, детка, – произносит он громким шепотом с таким знакомым сильным акцентом Северного Лондона, – я не думал, что ты ответишь.
– А, – отвечаю я, удивляясь, что он позвонил. – Хорошо, что ты позвонил, потому что мне нужна помощь. Мне нужно придумать хорошее оправдание.
– Что ты имеешь в виду? Все пошло наперекосяк?
– Я серьезно. – Я потираю висок свободной рукой. – Мне нужно свалить. Может, подойдет рак мозга как предлог? У меня есть все симптомы.
– Упс, – смеется он.
– Не смейся, – устало отвечаю я.
– Я так и знал, что ты все испортишь. Я рассказал об этом Деймо, и он считает, что ты с ума сошла. Он хочет знать, как ты получишь зарплату? Чьи данные будешь использовать?
– Я еще не думала об этом…, – признаюсь я, жалея, что ответила на звонок, на который он на самом деле не ожидал ответа.
– Слушай, я собираюсь на встречу. Мы начинаем судебный процесс против пенсионерки, которая, кажется, случайно подожгла свой дом. Я очень хочу выиграть это дело, потому что тогда выполню квартальный план.
– Это вдохновляет, – я.
Наступает минутное молчание, а затем он усмехается:
– Да что ты. С тобой все будет в порядке, Птичка.
– Я немного боюсь, – признаюсь я.
– Это конечно.
– Это конечно? – огрызаюсь я, чувствуя, что вот сейчас действительно разозлилась. – Ничего не хочешь добавить? Ты же мне в тот вечер сказал, что это отличная идея.
– Я был пьян и под кайфом, – шепчет он.
– Справедливо, – еле выговариваю я, – но мне нужно…
– В тот вечер мы знатно посмеялись, – перебивает он.
– Да, но я не могу продолжать в том же духе. Отель не такая дыра, как я думала. Он чертовски шикарный. И там совершенно новая винная карта, чтоб ее, в которой на каждой странице бессмыслица: разные годы и сорта винограда. О, а в некоторых винах даже не упоминается сорт винограда! Что это, блин, за вина? Я вообще ничего не понимаю.
– Ясно, – пыхтит он. – Блин! Это не очень хорошо.
– Нет, не очень.
Наступает долгая пауза, и я слышу приглушенные голоса офисных работников на заднем плане, а затем глубокий вздох Тима.
– Все будет в порядке, – успокаивает он, теперь уже с нетерпением. – Просто выучи карту вин, будь очень уверенной в себе, и все будет хорошо. А если ты облажаешься, кому какое дело? Это всего лишь Шотландия.
– Спасибо, – злобно выпаливаю я, роясь в сумочке в поисках еще одной таблетки ибупрофена.
– И не вздумай попасть под арест или в полицию! И не делай ничего такого, для чего нужны документы, – наставляет он чуть менее жизнерадостно. – Может, попросить, чтобы тебе заплатили наличными? Люди иногда еще делают так?
– Вообще-то нет, – отвечаю я.
– Мне пора идти. У тебя все будет хорошо. Береги себя, детка! Пока. – Он резко вешает трубку.
Черт! Разговор с Тимом определенно не помог. Я пытаюсь подбодрить себя:
– Давай! Это весело. Ты всегда говорила, что хочешь интересную работу.
Я переворачиваюсь на кровати и открываю первую из книг, которые привезла с собой – «Вино для новичков».
«В основном шампанское делают из Пино Нуар, Пино Менье и Шардоне, хотя иногда винифицируют такие сорта, как Пино Блан и Пино Гри».
Какого черта? Я открываю свой ноутбук, которому уже пять лет, жду целых три минуты, пока он загрузится, и набираю в гугле «винифицируют», что, как оказалось, означает просто «делают вино». Чертовски типично для винных снобов иметь бессмысленное специальное слово для изготовления вина, просто чтобы поставить перед такими, как я, еще одну преграду, будь она неладна. Я делаю глубокий вдох.
Затем набираю в гугле «сколько сортов винограда существует?». Ответ – десять тысяч сортов винограда. ДЕСЯТЬ ТЫСЯЧ.
Я проверяю свой телефон и перечитываю сообщение от Хизер, которое пришло сегодня утром и которое я с тех пор игнорировала. На фотографии ее ноги на мятом льняном белье на фоне обрамленного плющом окна, выходящего на каменный балкон. Выглядит красиво, но почему-то от фотографии веет одиночеством.
«Ленивый день. Как ты? Как брат?»
Я проверяю погоду в телефоне, и приложение сообщает, что в Лондоне семнадцать градусов и идет дождь. Я вылезаю из кровати и подхожу к окну. Что неудивительно, здесь тоже идет дождь. Я поднимаю тяжелую раму, высовываю телефон из окна и фотографирую серое облако. Сойдет за Лондон. Я подавляю очередной приступ вины и нажимаю «Отправить».
«Британская весна в полном разгаре. Скучаю»
Почти сразу же она отвечает:
«Здесь чертовски жарко. Нечем заняться, кроме как есть, пить и трахаться».
Слышать, как человек, которого ты знаешь с пяти лет, говорит о трахе, всегда отвратительно. Я стараюсь не думать об этом и перелистываю страницу в книге о вине, чтобы узнать, как, черт возьми, шампанское можно сделать из Пино Нуар, хотя оно белое, а Пино Нуар – красный сорт.
У меня ничего не получается.
Я снова опускаю взгляд на телефон. К черту! Расскажу ей все.
Я набираю номер и прохожу два с половиной метра по ковру выгоревшего оранжевого цвета между дверью и белым комодом из Ikea с маленькими черными ручками, прежде чем Хизер берет трубку:
– Привет, Птичка! Боже, как здорово тебя слышать!
Как только я слышу ее голос, я останавливаюсь.
– Ты даже не представляешь, как бы я хотела, чтобы ты была здесь! – продолжает она. – Тебе
