ушла со сцены направо.
Мое лицо смягчилось, как только она ушла, но, обернувшись, я обнаружила, что Клэй наблюдает за мной, удивленно приподняв бровь.
— Что?
— Ничего, — сказал он, беря меню. — Ты просто хорошо играешь свою роль.
Я тоже поднял свое.
— С таким же успехом она могла оставить свой номер на салфетке.
— Подставка.
Я моргнула, но Клэй только улыбнулся, держа между пальцами тонкую белую подставку с названием бара. Я увидел, даже не присматриваясь поближе, что она на самом деле написала на нем свое имя и номер телефона.
Я закатила глаза.
— Не волнуйся, Котенок, — сказал Клэй, придвигаясь ближе и обнимая рукой заднюю стенку кабинки, а значит, и меня тоже. — Я весь твой.
Я боролась с желанием снова закатить глаза, в основном потому, что подошла наша официантка. Я заказала грейпфрутовый коктейль, потому что, в отличие от Клэя, у меня не было поддельного удостоверения личности, и мне не исполнится двадцать один год еще полтора года. Клэй выбрал виски, который был настолько крепким, что я сделал глоток, как только его принесли, и почувствовала, что дышу огнем.
— Я впечатлена, что ты забронировал столик, — сказала я.
— Я этого не делал.
Я нахмурился.
— Но, ты просто…
— С такой фамилией, как Джонсон, очень частые совпадения.
— Что, если появится настоящий мистер Джонсон?
Он пожал плечами.
— Мы разберемся с этим, когда придет время.
Я уставился на него, разинув рот.
— Клэй!
— Хорошо, итак, — сказал он, поворачиваясь в кабинке лицом ко мне. Я забилась в дальний угол, откуда открывался прекрасный вид на сцену. — Сначала, Шон выйдет и сыграет свою вступительную песню, а потом ты пойдешь туда и бросишь двадцатку в его банку для чаевых
— Двадцатку?!
— Деньги решают все, милая, — сказал он. — Это привлечет его внимание. И в таком темном баре, как этот, тебе нужно как-то зацепить его. Большинство других девушек попытаются сделать это глазами, посасывая вишни в своих напитках, ожидая, когда его взгляд остановится на них. Мы выбираем более прямую тактику.
Я фыркнула.
— Ладно. А потом?
Клэй откинулся назад, закинув лодыжку на противоположное колено, прежде чем сделать большой глоток виски.
— Мы разберемся с этим, когда придет время.
— Это фраза вечера? — решительно спросила я.
Прежде чем я смогла вытянуть из него больше информации, на сцену вышел Шон. И в отличие от кафе-бара в NBU, где он получил бы аплодисменты от всех фанаток, которые следовали за ним по кампусу, здесь он удостоился лишь вежливого взгляда с того места, где разговаривали посетители. Большинство из них сразу же вернулись к разговору, не потрудившись выслушать его вступление, хотя прямо у сцены было несколько столиков с девушками, которые нетерпеливо наклонились к нему. Одна из них положила вишню в рот, ее сочные губы скользили по ее выпуклости, пока она не оторвала ее от плодоножки.
Клэй посмотрел на меня, и я пихнула его под столом.
— Добрый вечер. Я Шон Стетсон, и сегодня вечером я сыграю для вас немного музыки. — Он улыбнулся, провел рукой по своим длинным волосам, уселся на барный стул и поставил один ботинок под себя на нижнюю ступеньку. Я видела, как он делал это сотни раз раньше, и все же я все еще ловила себя на том, что вздыхаю, улыбаюсь и подпираю подбородок рукой, мечтательно наблюдая, как он натягивает ремень гитары над головой.
Брови Клэя сошлись вместе, взгляд переместился с меня на Шона и обратно, прежде чем он покачал головой.
— Если есть что-то, что вы хотели бы услышать, я принимаю запросы. Но сейчас давайте начнем с маленького Гарри Стайлза.
Бабочки запорхали у меня в животе, когда первые аккорды “Cherry” разнеслись по толпе, и я обнаружила, что подпеваю, болтая ногами под столом. Я провела пальцем по щетине на подбородке Шона, прошлась по серебряному пирсингу на его губе и впала в его транс, когда он напевал грустную, в чем-то соблазнительную песню.
Вспышка сцены из “Бездумного” поразила меня из ниоткуда, и мое сердце подпрыгнуло от воспоминаний, от фантазии, которую все это потенциально могло бы раскрыть.
Когда песня почти закончилась, Клэй незаметно положил мне на стол двадцатидолларовую банкноту, и я сглотнула, уставившись на нее так, словно это была бомба.
— Давай. Урок номер один — заставь его обратить на тебя внимание.
Тогда он чуть не вытолкнул меня из кабинки, и я удержала равновесие как раз в тот момент, когда Шон закончил играть. Опять же, там, где я привыкла к бурным аплодисментам после того, как он заканчивал песню в кампусе, здесь было всего несколько столов, которые хлопали, прежде чем снова наступила тишина, за исключением разговоров, которые продолжались независимо от того, играл ли он или нет.
Я высоко подняла подбородок, двигаясь со всей женской развязностью, на которую была способна, лавируя между двумя столиками, отделяющими нашу кабинку от сцены. Конечно, моя развязность была примерно такой же сильной, как и моя воля сопротивляться хорошему фильму “Холлмарк”, и поэтому я зацепилась о скатерть и, спотыкаясь, поднялся наверх. Однако я взяла себя в руки.
Как раз вовремя, когда он поднял глаза.
Мои колени задрожали, когда золотистые глаза Шона вспыхнули при виде меня, сначала слабое узнавание, а затем приятное удивление, когда я опустила двадцатку в его банку для чаевых.
— Спасибо, — сказал он в микрофон, и я увидел, как в его глазах заплясало любопытство, прежде чем он добавил: — Есть какие-нибудь просьбы?
На долю секунды меня пронзила паника. Мы не обсуждали, что я должна была делать, если он спросит, есть ли у меня просьба! Но каким-то образом я сдержалась и удивила даже саму себя, слегка пожав плечом и сказав:
— Сыграй что-нибудь
