поправляю юбку на бедрах, когда мои босые ноги касаются прохладного деревянного пола. Потом позволяю расстегнутой фланелевой рубашке соскользнуть с плеч и упасть на пол, заслужив его одобрительную брань.
Кровать жалобно скрипит под тяжестью тела Джоны, когда он устраивается на ней, стянув с себя только что надетую рубашку, обнажив рельефный торс и мускулистую грудь, на которой я провела бесчисленное количество часов.
– Есть особые пожелания?
Заложив руки за голову, он откидывается на подушку и в задумчивости кусает губу.
– А что под ним?
– Не очень много, – дразню я, и пульс учащается.
Даже сейчас все еще улавливаю в себе некие нотки нервозности, которую испытывала в ту ночь, когда мы застряли в хижине общественного приюта и снимали друг перед другом промокшую от дождя одежду.
– Повернись-ка. – Его голос приобретает знакомый хрипловатый оттенок, который я так люблю.
Послушно поворачиваюсь под звук резкого вдоха Джоны.
– Покажи.
Кончики моих пальцев касаются подола, отороченного искусственным мехом, и тут электричество отключается, погружая нас в кромешную тьму.
– Да это гребаное издевательство! – раздается в темноте разочарованный рев Джоны.
Просыпаюсь от того, что Джона прижимается к моим губам, а его борода игриво щекочет кожу.
– Счастливого Рождества, – шепчет он хриплым от сна голосом.
– Счастливого Рождества.
Долго наслаждаюсь его теплом, задерживаясь в этом уютном мирке, где можно закрыть глаза и погрузиться обратно в сон. Но из щели в неплотно задернутой шторе пробивается мутный предрассветный луч, свидетельствующий о том, что мы спали гораздо дольше обычного.
– Который час?
– Начало десятого. И электричества все еще нет.
Я протяжно стону. Не могу сказать, когда именно заснули, но было довольно поздно. Мы провели несколько часов в медленной мучительной игре в темноте, в которой нам обоим очень хотелось победить. Она заключалась в том, чтобы не нарушить тишину ночи и заставить нарушить ее другого.
– Мне нужно идти, но я не хотел, чтобы ты проснулась без меня.
Улыбаюсь.
– Это мило.
Он снова целует меня.
– Да, я такой! Милый.
– Это так ты называешь то, что ты делал со мной прошлой ночью?
Не удивлюсь, если на коже осталась карта синяков от его рук.
Смех Джоны отдается приятной вибрацией в моей груди. Он сползает с кровати, совершенно голый, нисколько не обращая внимания на прохладный воздух. Отдергивает занавеску, чтобы выглянуть наружу, и обнаруживает толстый слой снега на подоконнике.
– Много там? – спрашиваю я, отвлекаясь на его рельефные мышцы и утреннюю эрекцию, и зарываясь в одеяло поглубже.
– Я бы сказал, что за ночь выпало почти полметра.
– Ничего себе!
– Да. Возможно, даже больше, чем в прошлом году. – Он щурится, глядя на небо. – По крайней мере, он слегка поутих. Будет легче расчищать дорогу.
– Серьезно? В Рождество? Ты прям рабочая лошадка.
Хотя иногда мне кажется, что трактор для Джоны, скорее, игрушка, чем что-то связанное с работой.
– Ну да. Мюриэль и остальные наверняка захотят приехать к нам на ужин.
– Наверное. И Рой, – добавляю я.
Он фыркает.
– Детка, Рой не приедет на рождественский ужин.
– Посмотрим.
Скорее всего, он прав, но пока я отказываюсь сдаваться этому злыдню.
Любуюсь телом Джоны, пока он натягивает термобелье, а затем верхнюю одежду.
– Скоро спущусь, – обещаю я.
Он уже стоит у двери, когда вдруг наклоняется, и извлекает из кучи белья в углу мое неглиже, поднимая его мизинцем.
– Сегодня будет повторное выступление?
Изображаю притворное сочувствие.
– О, мне очень жаль, но миссис Клаус появляется только в канун Рождества.
Его ответная улыбка приобретает коварные черты.
– Это мы еще посмотрим.
* * *
Через двадцать минут спускаюсь вниз и обнаруживаю, что, перекликаясь с гулом генератора на улице, через портативную колонку играет песня Майкла Бубле «Белое Рождество». Бьерн подкладывает поленья в уже пылающий камин, а Астрид сидит на диване, изучая проекты бревенчатого домика, который мы начнем строить на своем участке этой весной. Вместо ламп горят свечи с ароматом бальзамической пихты.
Саймон возится на кухне с сырой индейкой, и в воздухе витает аромат лука и колбасы. Мама наблюдает за всем происходящим, изящно держа в руках бокал с традиционной мимозой [4].
– С Рождеством всех! – восклицаю я и поднимаю брови, глядя на Саймона. – Смотрю, ты времени даром не теряешь.
– Это же одиннадцатикилограммовая индюшка! Ее готовка займет несколько часов. – Саймон кивает на нашу духовку. – Хорошо, что ты выбрала пропановую, а то питались бы холодными консервами.
– Почти уверена, что мы сможем прожить здесь всю зиму, если понадобится.
Благодаря обогревателю Toyostove и запасу дров на зиму для камина у нас всегда будет тепло. Для электроснабжения имеется мощный генератор, а также еще один – резервный, а топлива в мастерской хватит на несколько месяцев.
– Прежде чем ты начнешь готовить индейку, мне нужно поставить в духовку запеканку на часик. Для завтрака.
– Уже поставлена и готовится. В записке было написано 180 градусов, да?
Мама огибает стол, подходит ко мне и крепко обнимает.
– С Рождеством, дорогая. Мы так рады провести его с вами, ребята. Вот, я тебе уже налила. – Она протягивает мне второй фужер с шампанским, но затем отдергивает руку. – При условии, что тебе можно алкоголь.
Мама смотрит на меня испытующим взглядом.
Видимо, она все еще думает, что эта свадьба по залету.
– Боже мой, мам! Сколько глинтвейна я выпила вчера, по-твоему? – Я выхватываю бокал из ее рук и делаю большой глоток.
Боковая дверь с треском распахивается.
– Хо-хо-хо! – раздается бодрый голос Агнес, и из-за порога доносится топот ботинок.
А потом в коридоре появляется она сама – краснощекая от мороза и согнувшаяся под тяжестью холщового мешка клюквенного цвета, перекинутого через плечо, размером в половину ее роста. Из мешка торчит краешек зелено-золотой коробки.
Астрид откладывает чертежи на журнальный столик и поднимается, чтобы помочь Агнес.
– Ты же не ехала с ним через все озеро?
– Нет-нет. Джона привез его на машине вчера вечером. – Она стаскивает с себя куртку и шапку, открывая взгляду аляповатый красный свитер с оленями. – Боже, сколько же там снега.
– Будет еще больше, если верить прогнозу.
Астрид тащит тяжелый мешок к рождественской елке, куда последние несколько дней все жители дома тайно складывали подарки.
Ограничения на провоз багажа, похоже, никого не смутили. Так что теперь под елкой образовалась большая и красочная горка свертков.
Агнес потирает руки, чтобы согреться, и останавливается у кухонного стола.
– Тебе помочь чем-нибудь, Саймон?
– Да! Ты можешь помочь мне, налив себе мимозы или кофе и присев. У меня тут все схвачено. – Он завершает свою тираду обворожительной улыбкой.
– Звучит, как
