сделает по-своему. Я такая же. И папа такой. Прекрасная черта, которую мы унаследовали у него.
Я иду в свою спальню и падаю на кровать. Как хорошо, что у меня есть пушистый плед, который папа подарил мне на шестнадцатилетие. После развода мы не стали жить с мамой. Она вернулась в родной Нью-Йорк, и мы с Палмер упирались до последнего, когда она уговаривала нас переехать. Нам не хотелось оставлять школу, друзей. Родители боролись за нас. Папа нанял серьезного адвоката, и у мамы не было ни единого шанса. Раньше мы часто навещали ее, но после того, как я окончила школу, перестали. Палмер отказывалась ехать без меня. Нам приходят открытки на Рождество и дни рождения, и на этом все. Она слишком занята – разъезжает по миру со своими любовниками и тратит папины деньги.
Вот почему я сказала Тони, что любовь для слабаков. Поверить не могу, что я такое заявила парню, которого едва знаю. И мне немного совестно, что я обидела ту женщину из зоны ожидания, но мне стало легче. Наконец-то я вслух призналась, что для меня любовь. Я правда так чувствую.
Любовь – это отстой.
Моя лучшая подруга Грейси говорит, что именно поэтому у меня не было длительных отношений. Мы уже два года учимся вместе. На первом курсе нас поселили в одну комнату в общежитии, и мы сразу же понравились друг другу. Если продолжить говорить о везении: мы обе изучаем свободные искусства, и у нас часто совпадают пары [11]. Мы все шутим, как бы было ужасно, если бы мы не поладили.
Грейси права, знаю. Я предпочитаю не вступать в серьезные отношения, потому что уверена, что ничего из этого не выйдет. Посмотрите на моих родителей. Последние три года совместной жизни они друг друга презирали. Ссорясь, они переставали контролировать себя – мама трижды вызывала полицию. Папе потом пришлось искать нам с Палмер психологов. Было ужасно.
Жизнь – хаос. Любовь – еще больший. А я люблю чистоту и порядок. И когда все красиво. Может, поэтому мне так понравился Тони – он красавчик, ничего не скажешь.
При этом в нем нет женственности, он олицетворение мужской красоты. Растрепанные темные волосы, спадающие на темные загадочные глаза. Точеные губы. Кажется, у него небольшая ямочка на подбородке.
Уверена, девушки целуют ее.
Мне не сидится на месте, и я решаю спуститься и спросить у папы о планах на вечер.
– Сегодня ужин в загородном клубе [12], Хайд, – сообщает папа. Он сидит у себя в кабинете перед огромным iMac и попивает, похоже, виски со льдом. – Сегодня я хочу похвастаться своими девочками.
Я делаю гримасу за его спиной, но он каким-то образом замечает.
– Только не приходи с таким лицом. Будет смешно.
Я замечаю окно, в котором прекрасно видно мое отражение. Я закатываю глаза, а папа улыбается. Он тоже смотрит в окно.
– Мне двадцать лет, – напоминаю я. – Не обязательно показывать меня своим дружкам.
– Со мной всегда ходят Лори и Палмер. Ты живешь далеко, и как раз тобой я хочу похвастаться больше всего. – Он улыбается и встряхивает лед в стакане, прежде чем сделать глоток. Его взгляд встречается с моим в отражении окна. – Несмотря на то, что ты хочешь стать учительницей.
Я подхожу к нему и потягиваю за волосы, чтобы он вскрикнул.
– Учитель – благородная профессия.
– И неблагодарная. Весь день на тебя вешаются сопляки, а их родители жалуются, что ты не понимаешь их милого Джонни, который задирает других детей. – Папа качает головой, ставит стакан и поворачивается на стуле лицом ко мне: – И это за пятьдесят тысяч долларов в год. И то если повезет. Как ты собираешься жить на такую зарплату?
– Ну, я точно перееду отсюда. – Жилье в Сан-Франциско и в Заливе неприлично дорогое. – А еще у меня есть ты, – самоуверенно заявляю я.
На самом деле мне этого не хочется. Я хочу выживать сама, без папиных денег. Хочу быть независимой, в отличие от мамы, которая много лет с ним в разводе, но все еще живет за его счет.
Я отказываюсь так жить. До того, как выйду замуж (если это вообще когда-нибудь случится, потому что мои взгляды на любовь далеки от романтических идеалов), я хочу сделать все, чтобы стать независимой и самой о себе заботиться.
Мужчина мне не нужен. Не сейчас.
И вообще никогда.
– Похоже, нужно перестать платить за тебя в двадцать один, – шутит он, но по тени в его взгляде я понимаю, что в этом есть доля правды.
– Я пошутила. – Я скрещиваю руки, чувствуя себя так более защищенной. Не стоило говорить, что рассчитываю на его помощь. – Сама справлюсь.
Он смеется и качает головой:
– Конечно, справишься. Встретишь вечером в клубе какого-нибудь красавчика и потом выйдешь за него замуж. Благодаря своему папаше он окажется чертовски богат, и вы оба будете обеспечены до конца жизни. Думаю, так и случится.
От гнева у меня кровь начинает закипать, я опускаю руки, сжимаю ладони в кулаки.
– Этого не будет. Я не хочу выходить замуж за богатенького сексиста. Да я вообще не планирую выходить замуж.
– Ага. – У отца такое самодовольное выражение лица, что я хочу его ударить. – Подожди немного. Я-то знаю, как это все происходит.
– Что это значит? – Я начинаю чувствовать обиду.
– Посмотри на себя, Хайден. У многих моих знакомых сыновья твоего возраста. Они один раз увидят тебя, а потом засыпят меня просьбами, как бы познакомить с тобой их младшенького.
– Отвратительно. – Я морщусь. – Я же не животное, за которое можно торговаться.
– Ты бы удивилась, если бы знала, сколько деловых сделок заключаются через брак и по сей день. – Он приподнимает бровь. – Я уже присмотрел кое-кого для Палмер.
Иу! Звучит кошмарно.
– А Палмер знает об этом?
– Она в курсе.
И все. Она в курсе.
В курсе, что отец собирается свести ее с кем-то, за кого, по его расчетам, она в конце концов выйдет замуж?
Интересно, он уже заплатил отцу этого парня? Это чертовски отвратительно.
– Я не поеду, – заявляю я. – Я выезжаю во Фресно сегодня же.
Я поворачиваюсь на пятках, собираясь уйти из его душного кабинета, а он произносит:
– На твоем месте я бы этого не делал. Я говорил серьезно о том, чтобы лишить тебя содержания.
Такого жесткого тона я давно у него не слышала. С тех пор, как в шестнадцать улизнула из дома на вечеринку к какому-то парню и напилась там. О, папа ужасно разозлился. Я
