счастья. На этом я снова обнимаю Кору, зная, что теперь и навсегда она будет моей.
ЭПИЛОГ
Кора
Два года спустя
— Давай, Пира, поешь гороха, пожалуйста.
Я прижимаю ложку ко рту своей маленькой дочери, но четырнадцатимесячная девочка только хихикает и выбивает ложку из моей руки. Горох разлетается в стороны.
— Я не могу поверить, насколько сильной она становится, — говорит моя мама, нежно гладя внучку по волосам. — И такой большой, — говорит она Пире, дурацким голоском, от чего малышка смеётся только сильнее.
— Та первая вечеринка по случаю дня рождения была довольно эпичной. Ты понимаешь, что тебе придётся превзойти себя во второй раз, верно? — дразнит Марки. Он непринуждённо и беззаботно улыбается своей младшей сестре.
— Да-да. Но не волнуйся, у тебя был свой собственный эпический первый день рождения. — Мэтт хлопает сына по спине, смеясь при воспоминании. Отец и сын тепло улыбаются друг другу, и я счастлива, что Марки принял наши отношения.
В конце концов, мы только что закончили наш собственный большой семейный ужин, ритуал воскресного вечера, который мы с Мэттом внедрили два года назад. Тот первый ужин был просто уловкой, чтобы собрать всех в одной комнате, чтобы сказать им о нас, но это быстро превратилось в традицию. Особенно после того, как родилась малышка Пира.
Я смотрю на свою маленькую дочь с любовью. У неё мои растрёпанные каштановые волосы и потрясающие голубые глаза Мэтта. Сидя в своём высоком стульчике, она болтает своими пухлыми ножками и воркует с любящей семьёй вокруг неё.
Решение назвать ребёнка Пира началось как шутка между мной и Мэттом.
— Это по-латыни огонь, — сказал он мне, явно дразня меня за то, что я устроила пожар.
— Если мы назовём её в честь огня, она будет бедой! — я пошутила в ответ. Но в конце концов, несмотря на наши поддразнивания, мы на самом деле поняли, что это идеальное имя для нашего маленького любимого ребёнка, так как именно огонь свёл нас вместе.
— Итак, Бретт, как дела у команды в этом году? — спрашивает мой папа Фрэнк. Ой, перестань мечтать, Кора. Я переключаю своё внимание на Бретта, бойфренда Марки. Сейчас они не говорят о своих отношениях, и я никогда не видела Марки таким счастливым.
— Ну, это сборная команда, но в целом у нас всё хорошо. Вы, ребята, придёте на игру в следующую пятницу? — спрашивает Бретт у меня и у Мэтта, его красивое лицо сморщивается, когда он улыбается.
— Конечно, мы бы не пропустили это, — Мэтт улыбается Бретту, а затем своему сыну.
— Отлично. — Марки встаёт. — Что ж, нам лучше идти. У меня строгий начальник и заставляет меня приходить на работу пораньше по понедельникам. — Он подмигивает отцу, когда они с Бреттом прощаются. Я закрываю за ними дверь и вижу, что мама и папа тоже надевают пальто.
— О, мне очень не хочется оставлять эту маленькую куколку, но нам с твоим отцом тоже пора выдвигаться, — говорит Марсия. Моя мама подхватывает Пиру и прижимает её к себе, прежде чем снова поставить на пол. Я обнимаю каждого из родителей и провожаю их.
— Пока мама. Пока, папа. Езжайте осторожно! — кричу я, пока они едут на своей «Субару» по длинной дороге от особняка Мэтта. Или, может быть, мне следует сказать нашего особняка, потому что теперь мы живём здесь как семья.
Я возвращаюсь на кухню, где у Мэтта на стульчике для кормления сидит Пира, и он уже убирается.
— Похоже, здесь только ты и я, малышка, — говорит он, держа нашу малышку под подбородок.
— Эй, а я? — спрашиваю я, изображая недовольство.
— Ты тоже милая.
Я смеюсь и помогаю Мэтту убраться после званого ужина.
— Не могу поверить, что прошло уже два года, — небрежно говорит он, сгребая остатки еды в пластиковые контейнеры.
— Два года?
— С нашей первой ночи в домике. Когда я спас тебе жизнь, помнишь?
Я расхохоталась.
— Вряд ли — ты спас жизнь дому, — нахально говорю я. — Я могла выбежать на улицу в любую минуту.
— И замёрзнуть насмерть в этих скудных трусиках, которые были на тебе? — спрашивает Мэтт, приподняв одну бровь. На мой удивлённый взгляд он добавляет: — О, и, дорогая, не забудь: я также в мельчайших подробностях помню, насколько прозрачным был тот лифчик.
Я бросаю кухонное полотенце в Мэтта.
— Только не перед Пирой, — дразню я. — Ты такой плохой.
— Тогда перемирие. — Он откашливается. — Марки и Бретт кажутся счастливыми, — добавляет он, меняя тему.
— Я тоже так думаю. — Я улыбаюсь Мэтту. — Они подходят друг другу, тебе не кажется?
В конце концов, первый ребёнок Мэтта наконец перестал скрываться после того, как мы с ним разорвали нашу помолвку. На самом деле, Марки сказал мне, что, узнав о моей готовности рискнуть всем, чтобы быть с человеком, которого я люблю, он решил, что пришло время быть верным себе. Как только он узнал обо мне и своём отце, он понял, что по сравнению с этим его новости будут мелочью.
Я качаю головой. Тем не менее, это определённо был один из самых странных разговоров, которые у меня когда-либо были.
— Что творится в твоей прекрасной головушке? — спрашивает Мэтт, начиная складывать остатки в холодильник.
— Помнишь, как Марки был потрясён, когда узнал о нас? — я смеюсь над воспоминанием. — Он тогда был в таком восторге? Я как раз думала об этом.
— Я так волновалась, — Мэтт с сожалением соглашается. — Мы думали, что он с воем убежит в горы, но он этого не сделал. Марки был нашим первым сторонником, а это много значит.
Я снова улыбаюсь своему красивому любовнику, но невольно хмурюсь, когда он отворачивается,
