я, притягивая его ближе.
– Если ты хочешь подождать, мы…
– Нет! БОЖЕ, НЕУЖЕЛИ ТЫ СОВСЕМ НЕ СЛУШАЕШЬ?!
При этом я прижимаюсь губами к его губам и поцелуем высасываю из него всю эту вечно любящую жизнь. Он стонет и отвечает взаимностью, дергая меня вперед, пока моя задница не оказывается на краю островка. Мы идеально выровнены, бедро к бедру, как я и планировала. Он впервые прикасается ко мне членом, мое сердце колотится, а покалывание поднимается по позвоночнику. Я хочу, чтобы он продолжил, но он дразнит меня своим прикосновением.
Он упирается ладонью мне в живот, а когда его большой палец касается моего центра удовольствий, мурашки начинают бежать по коже. Легкие круги, которые он выводит, похожи на барабанную дробь, которая наращивает интенсивность, пока он не отходит и не смотрит между нами. Я закрываю глаза и поджимаю пальцы ног, когда он погружается на первый дюйм. Я раскрываю рот. Еще дюйм. Тихий стон срывается с моих губ. Еще один сильный толчок, и Лукас использует все эти с трудом заработанные мышцы, чтобы зарыться в меня по самое основание. Кажется, я в раю.
– Не двигайся – или я умру, – говорю я Лукасу.
– Ты будешь в порядке.
– Ты убьешь меня.
Он осторожно выходит из меня, и я чувствую, как он дрожит. Из всех вещей, которые я когда-либо наблюдала, Лукас, испытывающий удовольствие от того, что находится внутри меня, является самым неотразимым.
– Сделай это снова, – умоляю я.
Он возвращается, входит в меня и медленно растягивает. Я обнимаю его за шею и прижимаюсь голой грудью к его груди. Его твердые мышцы дополняют мои женские изгибы. Во мне взрывается тепло – первое ощущение, которое предупреждает о том, что должно произойти. Он сжимает мои бедра и толкается быстрее. Если бы я могла говорить, мои слова звучали бы неразборчиво от его сильных толчков. От простого «да, именно так» до «Лукас – ты Бог».
Его пальцы снова находят путь к моему центру, и он добавляет дразнящие маленькие круги в репертуар. Подушечка его пальца грубая, но мне нравится.
– Я так близко, – говорю я ему, и он продолжает эти сенсационные круги.
Он держит их в нужном темпе, в нужном давлении, поэтому каждый раз, когда он скользит по этому пучку нервов, удовольствие взрывается во мне. Лукас поднимает меня с островка и прижимает к двери кладовки. Он использует другой угол, чтобы еще глубже проникнуть в меня. Он выходит на совершенно новый уровень, и я уже несколько минут не дышу. Нет никакого способа узнать, умерла я или нет, потому что конечно же это именно то, на что должен быть похож рай.
Слишком долго каждое ощущение обволакивает меня, и я почти отключаюсь. Кажется, этого слишком много. Я сгораю изнутри, а потом его большой палец врывается в меня еще раз, и я наконец вспыхиваю. Лукас следует за мной, и мы вместе держим друг друга, задыхаясь и трепеща, несясь к самым высоким вершинам. Мы не отходим от двери кладовки. На данный момент она удерживает меня больше, чем Лукас. Одна моя нога обнимает его за талию, а другая просто болтается, слишком слабая, чтобы держаться.
Так много слов срываются с кончика моего языка. Я извиняюсь, поздравляю. Часть меня почти признается в вечной любви. Для чего? Я не знаю. Но потом Лукас опускает меня на ноги, и мы смотрим друг другу в глаза. Впервые за долгое время мы смотрим друг на друга, и из меня вырывается короткий смешок. Я думаю, это остаточное удовольствие, которое все еще пульсирует во мне. Лукас тоже улыбается. Он выглядит ленивым и довольным.
* * *
Когда я чищу зубы, то чувствую, что у меня болит живот. Я узнаю это чувство: едва уловимый страх, связанный с переменами, смешанный с дозой приятного беспокойства. Так я себя чувствовала сегодня утром перед тем, как Лукас обманом затащил меня на кухню.
Я смотрю на себя в зеркало и не узнаю девушку, которую там вижу. Я вытираю брызги со стекла и понимаю, кто она. Она – это я, насытившаяся после секса с врагом.
Я выплевываю пасту и продолжаю чистить зубы. Делаю все, что угодно, лишь бы отсрочить следующие несколько минут.
Я подозреваю, что волнение имеет какое-то отношение к моей текущей жизненной ситуации. При нормальных обстоятельствах я бы сбежала. Я бы вернулась домой и спряталась под своим детским одеялом. Но я застряла в квартире Лукаса. В его ванной. И использую его мягкое полотенце для рук.
Лукас входит в ванную и в зеркале ловит мой взгляд. Ощущение, которое разрастается в животе, опасное. Меня может стошнить.
– Куда мне положить твою сумку?
Его вопрос состоит всего из пяти слов, но между ними много подтекста.
– В гостевую комнату? – пожимаю я плечами. – Ты считаешь, что именно туда ее нужно отнести?
– Да, наверное… да, – говорит он, взваливая ее на плечо.
– Если ты не думаешь…
– Нет, я имею в виду, ты и так через многое прошла. – Он кивает и уходит. – В шкафу в прихожей есть еще одна подушка, если она тебе нужна.
– Спасибо, – говорю я, с набитым зубной пастой ртом.
Мы – две балерины, ходящие на цыпочках вокруг друг друга.
Все становится хуже, когда я проскальзываю в гостевую комнату, пытаясь быть тише мыши, и на тумбочке замечаю стакан воды и книгу. Я вздыхаю. Пока я обдумывала, как пролезть через окно в ванной и убежать в закат, Лукас беспокоился о моей жажде. И, черт возьми, книга – психологический триллер, мой любимый жанр.
Лукас, ты манипулирующий, очаровательный засранец.
На следующий день мы с Лукасом – актеры, которые хорошо играют роли двух совместно проживающих взрослых. Когда я выхожу из гостевой комнаты, вижу, как он готовит блинчики. Лукас стоит с обнаженным торсом и наливает тесто на сковородку. Это воплощение мечты, которая хотя бы раз была у каждой женщины.
Мы рано приходим на работу и принимаем пациентов без всяких споров. Доктор Маккормик впечатлен, и он нам об этом говорит. Конечно, он не знает, что я сейчас сплю с Лукасом, но я не вижу смысла ему об этом сообщать.
После работы, прямо из клиники, мы направляемся через улицу в квартиру Лукаса, обсуждая при этом планы на ужин. Я хочу пасту, а Лукас планировал пожарить лосося, но он готов пойти мне навстречу. Мы поднимаемся, и он отпирает входную дверь.
После того, как я переодеваюсь в домашнюю одежду, мы открываем бутылку хорошего вина, ставим спагетти на
