наша линия обороны начала прорываться, он запаниковал, отправив мяч в центр поля.
Я ударил ногой по газону так сильно, как только мог, отбросив приемник, который я прикрывал, чтобы побежать к тайтовому концу, который был широко открыт. Дэйн понял это через секунду после меня, но было слишком поздно. Даже после того, как он начал бежать, я знал, что он не доберется туда вовремя.
Поэтому я вонзился глубже, сильнее, мои бедра и икры протестующе кричали, когда я отдавал ему все, что у меня было.
Затем, из ниоткуда, один из наших защитников выскочил из того места, где его оттеснили обратно в нашу зону, и отбил мяч.
Он закачался, отклоняясь от цели, и, не колеблясь, я подпрыгнул в воздух и поймал его прежде, чем нападающий смог даже понять, что происходит.
Рев толпы обрушился на меня, когда я приземлился, развернулся как раз вовремя, чтобы избежать подката, и побежал в противоположную сторону по полю. Мои легкие горели, ребра болели, но я продолжал бежать, оглядываясь назад, чтобы обнаружить, что противоположная команда сидит у меня на хвосте.
— Беги! Беги! Беги!
Отчетливый голос Райли прорвался сквозь шум, и я нажал сильнее, взглянув вверх, чтобы увидеть, что время вот-вот закончится.
И это произошло.
Как раз в тот момент, когда я перешел в конечную зону.
— ПОВСТАНЦЫ ТАЧДАУНА! — проревел диктор, и наша команда сошла с ума, когда я выпятил грудь и забросил мяч на трибуны. На следующем дыхании мои товарищи по команде атаковали меня, ударив по моему шлему достаточно сильно, чтобы я получил сотрясение мозга, когда они раскручивали меня. Затем, прежде чем у нас могли возникнуть проблемы с тренером или официальными лицами из-за слишком большого празднования, мы все побежали к боковой линии, но были окружены репортерами.
Это было безумие, и я отвечал на каждый вопрос, который мне задавали, пока не смог больше терпеть. Это был мой гребаный день рождения, и я не хотел тратить его на то, чтобы снова и снова отвечать на одно и то же дерьмо, но я также не хотел быть занозой в заднице Джианы. Итак, я вежливо ответил, а затем вежливо извинился и направился в раздевалку.
— Способ закончить игру, ты, сукин сын- балаганщик, — сказал Холден, когда я нырнул внутрь. Он ухмыльнулся, шлепнув меня концом своей майки, прежде чем бросить ее в корзину для грязного белья. — Мы все равно выиграли бы, если бы у нас просто закончилось время.
Я скрестил ноги и немного покружился, стягивая с плеч майку.
— Да, но это было бы не так весело, не так ли?
Холден покачал головой, но его улыбка была широкой, волосы прилипли ко лбу после изнурительной игры. По крайней мере, наконец-то начало остывать, осень захватила северо-восток, как всегда в это время года.
— Клэй, — сказал Лео, кивая мне, когда он зашел в раздевалку и положил свой шлем на скамейку запасных. — У тебя посетитель.
Он кивнул в сторону коридора, и ухмылка расплылась на моем лице, когда я выбежал, готовый заключить Джиану в потные объятия, хотела она этого или нет. Я не видел ее, кроме того, что мы оба работали на стадионе с прошлой недели, я был занят тренировкой, а она — предстоящим аукционом.
И каждую минуту, начиная с той ночи, ее тихие стоны удовольствия были единственной гребаной вещью, о которой я мог думать.
Это было намного больше, чем я ожидал, чем я мог себе представить, раздевая ее, прикасаясь к ней, пробуя ее на вкус. Я знал, что она просила меня быть ее первым, но я не понимал, что это означало, что у нее все было впервые. У девушки даже не было оргазма.
До меня.
Это было чертовски глупо, как сильно это воспламеняло меня гордостью, как сильно это заставляло зверя внутри меня ходить чуть более развязно.
Также было чертовски глупо, как много я думал о ней с тех пор.
Каждое утро я просыпался от ее сообщения — либо простого "доброе утро", либо, что чаще, случайного вопроса о сексе или о том, как возбудить парня.
Нам нужно вернуться к разговору о шарах. Я хочу, чтобы меня научили, как с ними обращаться.
Нравится ли парням красная помада, или это просто неудобство?
Скажи правду: в моих юбках я выгляжу мило или сексуально? Потому что я стремлюсь к горячему.
Когда у нас следующий урок?
Конечно, эти вопросы вылились в то, что мы переписывались весь день, тайком находя минутку вместе, когда могли, на стадионе. И при каждом удобном случае я притягивал ее к себе для поцелуя.
Даже когда Малии не было рядом.
Я сказал себе, что это потому, что так все это будет казаться более реальным. Это убедило бы Малию, что я делаю это не просто для галочки. Это вернется к ней, заверил я свой гудящий мозг, это действительно заставит ее захотеть, чтобы ты вернулся.
Эти слова звучали на повторе.
Это не объясняло, почему я утащил пару книг Джианы, когда заскочил к ней на ужин в середине недели. Она быстро выгнала меня, так как готовилась к тесту. Но я взял эти книги и немного изучил их сам.
Я запомнил, какие страницы она перечеркнула или выделила, на каких из них отчетливо выделялись следы ее пальцев чаще, чем на других.
И то, что я обнаружил, удивило меня.
Мне не терпелось проверить теории, которые я придумал, когда мы в следующий раз останемся наедине, и немного подразнить ее, что быстро стало моим любимым занятием.
Я выскочил в коридор, готовый отпустить какое-нибудь остроумное замечание о задержании прессы, когда столкнулся лицом к лицу с Кори Вейлом.
Моя улыбка растворилась, как соль в горячей воде.
— Мой мальчик, — сказал он, широко улыбаясь и раскрывая
