ты?
— О тройняшках.
— О, — я вздрогнула при их упоминании. — Как?
— Скажем так: они получили по заслугам.
Прежде чем он успел завести машину, я перелезла через консоль и уселась к нему на колени. Погрузив пальцы в волосы на затылке Уинстона, я прижалась к его губам. Мы стали целоваться с такой настойчивостью, какой прежде не наблюдалось в наших странных отношениях. Я вкладывала в этот поцелуй всю свою благодарность, а Уинстон будто клялся защищать меня, несмотря ни на что. Мы оба не произнесли ни слова, но в этом и не было необходимости.
«Уинстон обо мне позаботится».
Я больше, чем его служащая и игрушка.
Я принадлежала ему.
— Уин, — прошептала я ему в губы, — я люб…
— Нет, — он прикусил мою нижнюю губу, заставив меня замолчать. — Это не так.
— Так.
— Нет, Золушка, ты ошибаешься. Это лишь влечение. Благодарность. Не более.
— Я не ребенок, — я посмотрела на него гневным взглядом.
— Твои водительские права говорят об обратном.
— Мне уже восемнадцать, придурок.
— Вот именно, восемнадцать. Ты еще подросток.
— Подросток, которому твоя старая задница платит за трах!
— Да, все верно, — он схватил меня за бедра и почти швырнул обратно на мое сиденье. — У нас договор. Ты приносишь мне удовольствие, а я тебе плачу.
— А может мне разонравился наш договор.
— Ты не сможешь заключить более выгодную сделку, — гневно огрызнулся Уинстон. — Я оплатил тебе колледж. Купил машину. Скоро и чертову яхту приобрету. Плачу за квартиру шлюхи. Твой банковский счет переполнен. Я нянчусь с твоей дурацкой птицей, а ты теперь работаешь в моей компании. Чего еще ты от меня хочешь?
Я сглотнула комок эмоций, сдавивший горло.
— Всего.
— Чертова жадная девчонка.
Он завел двигатель, и тот взревел так громко, что разговор, по-видимому, можно было считать оконченным. Я пристегнулась и скрестила руки на груди, изо всех сил сдерживая слезы. Это не простое увлечение, а нечто куда более серьезное. И он это знал. Мало того, я была уверена, что мои чувства не безответны.
Просто Уинстон Константин предпочел все отрицать.
Однако в один прекрасный день ему придется взглянуть фактам в лицо.
Уинстон влюблялся в меня и ничего не мог с этим поделать.
Эш безумна.
Ни за что на свете она не могла меня полюбить. Не могла. Это же наша игра. Гребаное развлечение. Не любовь. Ее вообще не существовало в реальном мире. Доказательства этому я получил на похоронах отца. Единственная реальная любовь — скорее семейные узы, верность крови.
Эш забывала, что не была настоящей Золушкой, да и меня нельзя было назвать прекрасным принцем.
Она ведь чертова горничная.
А я генеральный директор многомиллиардной компании. От скуки я мог платить за самые причудливые услуги. А она с радостью соглашалась их мне оказывать, пока я разбрасывался деньгами.
Таков уговор.
«Так какого черта ты сам себя стараешься в этом убедить, тупица?»
Я решил игнорировать спор в своей голове. Как бы мне ни нравилась идея оставить Эш в моем мире на правах куда серьезнее партнерши по играм, я не мог. Она — обуза. Гребаный риск. Морелли уже пронюхали, что Эш что-то для меня значила. Вот почему мы никогда не сможем стать кем-то большим друг другу.
Кожу покалывало от бурлящей внутри меня смеси ярости и смущения. Я злился, что Эш попыталась так небрежно бросить мне эти слова.
Любовь.
Немыслимо.
Нет, она меня не любила. У этой девчонки до меня был всего один парень. Эш не могла даже приблизиться к понимаю значения настоящей любви.
«А ты можешь, Константин?»
Единственный пример любви, что я видел собственными глазами — это отношения моих родителей. Отец обожал нашу маму. Баловал подарками, вниманием и похвалами. Защищал любой ценой. Вступался, если кто-то решался выступать против нее. Поддерживал во всех начинаниях. Он дал ей все, в чем она нуждалась и желала, и даже больше.
У нас с Эш этого не было.
«Лжец».
Я бросил взгляд на Эш. Она все еще дулась, скрестив на груди руки. Конечно же, Эш выглядела в этом крошечном черном платье достаточно шикарно, чтобы мне захотелось ее съесть. Каким бы шампунем ей ни помыли волосы, эффект вышел таким, что за ее локоны хотелось умереть. Я жаждал вернуть ее на мои колени, зарыться носом в шелковистые локоны. Просто сидеть и вдыхать их аромат. Все же Эш вызывала большее привыкание, чем ее чертовы мармеладные мишки.
В ее сумочке зазвонил телефон, и она вытащила его, чтобы ответить.
— Привет, пап…
Она резко замолчала, когда Бэрон ей что-то сказал. Эш поднесла ладонь ко рту, ее явно шокировало услышанное. Наконец, она кивнула, хотя отец и не мог этого видеть.
— Хорошо, — прошептала Эш. — Я тоже тебя люблю.
Отложив телефон, она повернула голову в мою сторону.
— Уин, что ты сделал?
— Касательно…
— Не увиливай, — она хлопнула меня по руке. — Я о тройняшках.
— Я же сказал, что позаботился об этом.
— Но без подробностей, — фыркнула Эш.
— Они напали на тебя, — рыкнул я, походя сейчас на своего отца больше, чем хотел признать. — И они за это заплатили.
— Не знаю, как тебе это удалось, но папа сказал, что у Скаута будут большие проблемы из-за вождения под наркотическим воздействием. Все трое в результате аварии получили идентичные травмы коленей.
— Они больше не смогут играть в лакросс, — я мрачно и жестоко рассмеялся. — Никакого Гарварда. Никакого лакросса. Никаких машин. И даже мамочка на этот раз их не спасет.
— Ты что-то сделал и с Мэнди? — поморщилась Эш.
— Она сама виновата. Я просто помог ее разоблачить. Теперь ей придется ответить за несколько своих неудачных операций. Она будет очень занята и вынуждена потратить кучу денег, пока ее сыновья будут сидеть за решеткой.
— И ты провернул все это ради меня?
— Не придавай этому такое большое значение, Золушка, — насмешливо фыркнул я.
— Слишком поздно, — в ее голосе появились такие дразнящие нотки, от которых мой член болезненно затвердел. — Ты не можешь это отрицать, Уин. Ты влюблеееееен в меня.
— О, замолчи, Эш.
Она рассмеялась, да так заразительно, что я не удержался и присоединился к ней. Покопавшись в сумочке, Эш выудила пакет из кондитерской. Стоило ей раскрыть его, как по салону пополз знакомый аромат, и я застонал.
— Я купила тебе подарок, мой милый парень.
— Я завязал с этим.
— Неправда. Открой рот.
Раздраженный, но не способный отрицать очевидное, я приоткрыл губы. Эш положила мне на язык мармеладного мишку и чуть задержалась, буквально моля меня ее укусить.