родителей и не боится показать это. Он пропадает из кадра, а затем за камерой слышно, как моя мама и миссис Тэтчер смеются.
– Они такие смешные.
– Я думаю, ты была права, единственные люди, которые не знают, что Лукас любит Дэйзи, это Лукас и Дэйзи, – говорит моя мама, и миссис Тэтчер соглашается.
Подождите.
Что она только что сказала?
Я перематываю и смотрю видео с полдюжины раз, затем спрыгиваю с дивана и вытаскиваю DVD-диск из плеера.
Я изучаю его, держа в руках, прежде чем снова убрать в коробку. Я прислушиваюсь к звукам шагов в коридоре, хочу, чтобы Лукас вернулся домой, но вокруг лишь тишина. Я все еще одна в его квартире, жду, когда он вернется, чтобы мы могли продолжить сражаться. Ведь это то, что у нас получается лучше всего.
Я вставляю еще один диск и нажимаю на кнопку воспроизведения. На нем написано «Турнир дебатов Лукас и Дэйзи – 2002», проходят одна или две секунды видео, на котором мы с Лукасом сидим на школьной сцене в ужасно смотрящейся на нас судейской одежде, и видео прерывается. Кто-то записал другое поверх этого.
– Красная кнопка означает запись? О! Хорошо, я думаю, все работает. Посмотри в камеру и назови свои имя и возраст.
Это голос миссис Тэтчер, но на экране никого не видно. Я не знаю, с кем она разговаривает, затем камера направляется вправо и фокусируется на Лукасе. Он сидит на полу в их гостиной и что-то вырезает из бумаги.
– Мама, я занят.
– Ну, привет, «занят». Я думала, тебя зовут Лукас, – отвечает она так, как могут только матери. – А сколько тебе лет?
Он закатывает глаза и смотрит в камеру. Меня чуть не выворачивает наизнанку от молодой версии Лукаса. Ужасная стрижка и брекеты. Его руки и ноги длинные и тощие, но даже несмотря на это, он был одним из самых популярных мальчиков в нашей школе.
– Тринадцать.
– А что ты делаешь, сидя на полу?
– Кое-что, – говорит он, глядя вниз, и возвращается к работе с ножницами.
Миссис Тэтчер не сдается. Она держит камеру нацеленной на него и подталкивает его к ответам.
– Это подарок?
– Типа того.
– Для кого?
Он резко выпрямляет спину.
– Ни для кого.
– Знаешь, это выглядит так, будто ты вырезаешь маленькие белые цветочки.
Я едва могу разглядеть краешек улыбки, которую он прячет от камеры.
– М-хм.
Мое сердце сжимается в груди, и я сажусь на пятки, находясь всего в нескольких футах от телевизора.
– Они похожи на маргаритки.
– М-хм.
– Они ей понравятся, – отвечает миссис Тэтчер.
Его взгляд скользит к ней.
– Танцы уже на следующей неделе. Я подумал, что могу сделать букет и пригласить ее, но кое-кто из парней сказал, что не надо делать ничего особенного, потому что девочка может сказать «нет».
– А что ты думаешь?
– Я думаю, она хотела бы чего-то особенного.
На заднем плане я слышу, как кто-то поднимается по лестнице, а затем в видео попадает Мэделин.
– Эй, мам, можно нам с Дэйзи сходить за мороженым?
– Ужин скоро будет готов. Вам лучше подождать и сходить после.
– Как скажешь. Лукас, что ты делаешь?
– Не трогай его, Мэделин. Иди наверх или поиграй на улице.
Она не слушает. Вместо этого подходит и присаживается прямо перед Лукасом. И прежде чем он успевает остановить ее, Мэделин берет маргаритку, сделанную из белой и зеленой бумаги. Она мнет ее в руке.
– Это для… ты не можешь быть серьезным!
– Мэделин! – миссис Тэтчер роняет видеокамеру, комната поворачивается в сторону, и видео становится черным.
Тогда я понимаю, что помню тот день. Я узнаю синюю футболку и шорты, которые на Лукасе. Мы с Мэделин играли на улице, пока ждали ужин, а потом пошли за мороженым.
Я помню, как она выбежала из дома, а за ней по пятам шел Лукас. Она так отчаянно хотела мне что-то сказать, но Лукас заговорил первым. Он сказал мне, что, поскольку, вероятнее всего, я пойду на танцы одна, мне стоит пойти с ним, чтобы люди не показывали на меня пальцем и не смеялись. Я подошла и врезала ему в глаз, прямо под их дубом, и после этого попала в ад неприятностей. И все же мне разрешили пойти на танцы с Мэттом Дел Реем, а Лукас там так и не появился. Все эти годы я думала, что он был наказан за то, что нагрубил мне. Мне нравилось представлять его дома – с мешочком горошка, прижатым к ушибленному лицу.
Но правда…
Правда гораздо хуже.
Я замечаю протечку в потолке Лукаса, а потом понимаю, что это я. Я плачу, потому что слишком поздно все поняла. Потому что Лукас всегда любил меня, а я отправила его резюме на Гавайи.
Я звоню ему снова. И снова. Я набираю его номер так много раз, что боюсь, телефонная компания подумает, что я сошла с ума, и отключит мне связь.
Через некоторое время я понимаю, что, скорее всего, он поставил телефон в режим «не беспокоить», потому что ни один здравомыслящий человек не проигнорировал бы такое количество звонков. Я звоню Мэделин и их родителям, но никто не знает, где он. Я уже думаю проверить мотель «Одинокая звезда», но он находится далеко от квартиры Лукаса, а на улице уже темно.
Мне становится ясно, что сегодня я не смогу связаться с Лукасом.
А потом слышу, как на мою электронную почту приходит письмо.
От: lucasthatcher@stanford.edu
Кому: daisybell@duke.edu
Тема: № 352.
За эти годы я написал тебе триста пятьдесят одно письмо. Первое – после недели учебы в колледже. Я был несчастен без тебя и слишком труслив, чтобы сказать это вслух, поэтому я написал письмо и сохранил в папке черновиков. Одиннадцать лет спустя в эту папку было добавлено триста пятьдесят одно сообщение. Иногда я относился к ним как к дневнику, но на самом деле мне было необходимо ощутить связь с тобой, которую можно было обеспечить одним щелчком мыши. Это первое, которое я когда-либо отправил, и, вероятно, последнее:
Позволь мне сказать тебе то, что должен был сказать еще тогда: «Уже на протяжении восемнадцати лет я люблю тебя».
Сейчас я люблю тебя уже двадцать восемь лет.
Это звучит как достижение, но мне всегда было так легко любить тебя. Несмотря на всю боль, на все конфликты, я всегда знал правду. Мы заботились друг о друге. Никто не борется за то, что не имеет для него значения – он просто уходит. И я всегда знал, что, если
