Но он найдет свой путь.
Я надеюсь, что мы все найдём.
Алек
— Это чушь собачья, — ворчу я.
Трик смеется. Он кладет руку мне на плечо, и я отмахиваюсь от него.
— Моя дочь требует встречи, в которой ты, черт возьми, тоже будешь участвовать.
— Ты говоришь, что она не просила меня быть здесь? — Я бросаю на него косой взгляд, и он смеется.
— Просила? — Он наклоняет голову. — Нет. Больше было похоже на требование. Она знала, что тебя сегодня выпишут, поэтому я был вынужден забрать тебя и держать подальше до сих пор.
— Да, ублюдок. Я просидел на больничной койке две недели, ожидая сегодняшнего дня, чтобы увидеть ее, и тут появляешься ты, обещая отвести меня к ней… Только для того, чтобы проехать два часа в другом гребаном направлении, просто развернуться и вернуться.
— В больнице тебя больше не задержат, как я и сказал. — Он смеется, и я пристально смотрю в его сторону.
Я вздрагиваю, когда мы наезжаем на лежачего полицейского перед тем, как заехать на парковку.
— Да, ездить на машине со сломанным ребром это не весело.
Он смеется, разворачивая грузовик, чтобы припарковаться. Я оглядываюсь вокруг, нахожу только грузовик Роуэна.
Я бросаю свой свирепый взгляд на Трика.
— Мне не разрешали быть здесь, а но он был?
— Он здесь каждый день, Алек, и не начинай свое дерьмо. — Его глаза сужаются. — Возможно, ты выполнял для меня работу, за которую я всегда буду благодарен, но помни, ты взялся за нее добровольно. На самом деле с нетерпением, и вам нужно выяснить, как вернуться к этому. Ты знаешь мою дочь. Пропуск это то, что ты не получишь без убедительного объяснения, и даже тогда этого может быть недостаточно для нее. — Его лицо каменеет еще больше. — И ты примешь любое решение, которое она примет.
Хуй я это сделаю.
Я знаю, что она заслуживает ответов, и я дам их ей, но если она решит уйти, это будет с моей тенью у ее ног. Он чертовски хорошо знает, что я не могу оглядываться назад, и, хотя он этого не признает, он рад этому. Он знает, что я бы дал ей все, что она когда-либо хотела, умру за нее в мгновение ока.
И это то, чего он хочет для нее.
— Послушай, Алек, я, наверное, должен сказать тебе сейчас. — Он смотрит на меня, и беспокойство в его взгляде заставляет меня нервничать. — Она оставалась с ним с тех пор, как вышла из больницы.
— Оставалась с ним.
Он медленно кивает, его взгляд скользит по мне.
— Сказала, что именно там она чувствует себя наиболее комфортно, и я не могу сказать, что не понимал.
Я пытаюсь нахмуриться, но блять, если гнев мгновенно не превращается в боль, которую я никогда не знал. Глубокая боль с каждым вдохом становится только глубже. Боль, вызванная страхом, тот тип, который вы не можете просто вынести и выдержать. Такую, которая, иссушает твою душу. Она сама выбрала быть там, где был он.
Это дерьмо горит.
И что произойдет, если она решит, что мы слишком заблудились? Черт, мы даже толком не начинали. У них было десятилетие совместного роста.
Черт.
— Она не ответила ни на один из моих звонков. — Я облизываю губы, глядя на Трика. — Ни на один, Трик. Не перезванивает мне, не пишет смс, ничего. Я знаю, что должен был подождать и дать ей время, но я ничего не мог с собой поделать. Я понимаю, почему она не пришла, но мне нужно было услышать ее голос, если я не мог видеть ее лица. Всего на минутку.
— Я понимаю это, понимаю. Но это был ее выбор, как и остаться в доме Роуэна, и мне неприятно это говорить, но ты не имеешь права расстраиваться из-за этого.
Я киваю, опуская подбородок на грудь.
— Это самая трудная часть того, что я слышу.
Он вздыхает и слегка толкает меня в плечо.
— Давай же.
Я распахиваю дверь как раз в тот момент, когда Хиллок врывается на парковку, смеясь до упаду, когда видит меня, бледного и нуждающегося в бритье.
— Отвали.
— Только что сделал, сынок. Держу пари, ты не можешь сказать то же самое.
— Давай покончим с этим дерьмом прямо здесь. — Трик встает между нами, прищурив глаза, и Хиллок смеется.
— Виноват, я забыл, он и твоя малышка…
— Заткнись нахуй или получишь по морде. — Он поворачивается к дверям, и мы следуем за ним.
И черт возьми, если я не нервничаю.
Все, чего я хотел последние две недели, это чтобы она посмотрела на меня, чтобы я мог увидеть то, что отражается в ее глазах, и теперь, когда я собираюсь это сделать, я потею, как маленькая сучка. Мы подходим к двери, и Роуэн выскакивает с широкой улыбкой, заключая меня в объятия, в которых я не знал, что нуждаюсь. Я без колебаний обнимаю его, и он похлопывает меня по спине.
— Я люблю тебя, брат, — тихо говорит он мне.
Я сжимаю губы, чтобы держать себя в узде. Я отстраняюсь, чтобы посмотреть ему в глаза. Он спас жизнь Оукли, спас мою жизнь. И, если последняя бомба, сброшенная Мариссой, правда, он, сам того не ведая, спас моего ребенка. Его племянницу или племянника.
— Ты храбрый сукин сын, Роуэн. Я должен тебе больше, чем могу отдать.
Он качает головой, отгоняя свои эмоции, когда уходит.
— Ты ни хрена мне не должен. Я бы умер, пытаясь, если бы это было то, что требовалось.
Я киваю, отводя взгляд, борясь с тем, чтобы мои глаза не наполнились слезами. Я не заслуживаю его преданности.
— Знаю, брат.
Мои глаза встречаются с его, и я протягиваю руку, снова притягивая его к себе.
— Я люблю тебя, чувак.
— Хорошо, хорошо. Пошли, дамы, — дразнит Хиллок, и мы со смехом отступаем назад.
Трик придерживает дверь в кабинет открытой, и входит Хиллок, сопровождаемый Роуэном, который оглядывается на меня и подмигивает, прежде чем исчезнуть. Я встряхиваю руками, и на моем лбу появляется глубокая складка. Трик смотрит на меня, и впервые с тех пор, как все произошло, я вижу беспокойство в его глазах. Мои брови опускаются, мои глаза находят его, когда меня охватывает опасение. Знает ли он что-то, чего не знаю я? Был ли когда-нибудь ребенок? Если да, то есть ли еще?
Мои ребра болят, когда я вытягиваю руку, чтобы ухватиться за дверь, чтобы удержаться на ногах.
— Продолжай, сынок, — шепчет он. — Ты ждал, чтобы увидеть ее… И она должна увидеть тебя.
С глубоким вдохом я выпрямляюсь и встаю в дверях, и вот она сидит за столом своего отца, ее длинные
