и об армейских, и о врачебных заслугах.
– Наверняка вы тоже многое повидали, трудясь помощником шерифа.
– Пожалуй, – кивнула она.
– И все-таки работу не бросили.
– Не бросила. Хотя порой мне кажется, что больше не смогу. Время от времени я даже мечтаю открыть цветочный магазинчик или что-то вроде.
– А почему бы и нет?
– Как знать. Может, когда-нибудь открою.
Моя собеседница вновь замолчала. Заметив, что лицо ее стало серьезным, я прервал ее раздумья шутливой просьбой:
– Раз уж вы не хотите говорить, что в городе новенького, – может, хотя бы расскажете, где любите отдыхать?
– Ну… – замялась Натали, – я никуда особо не хожу вне службы. Разве что на фермерский рынок. Он работает по утрам в субботу. Правда, хорошего меда там теперь не найти.
– Наверное, у дедушки в сарае еще остался мед.
– А почему «наверное»?
– Я нашел несколько банок в буфете, а в сарай еще не заглядывал. Не было времени из-за ремонта. Поглядите: разве мог такой шикарный дворец появиться на ровном месте?
На этот раз Натали улыбнулась – правда, немного вымученно.
– А на лодке вы уже плавали? – Она кивнула в сторону причала.
Я еще не рассказывал про лодку. Достаточно будет упомянуть, что она всем своим видом соответствовала дому, только была еще дряхлее. Назвав суденышко лодкой, я ему польстил: оно скорее походило на туалетную будку и пару виниловых кресел на плавучем основании. Дедушка соорудил посудину из пустых металлических бочек, разнокалиберной рухляди и всего, что нашлось под рукой. Когда он не занимался пчелами, то неизменно возился с лодкой.
– Еще не плавал, – ответил я. – Даже не уверен, что мотор заведется.
– Прошлым летом лодка была на плаву, – сообщила Натали. – Карл мне рассказывал. Да и трудно ее не заметить. Ваш дедушка частенько на ней плавал, а люди его фотографировали.
– Экстравагантная посудина, да?
– Карлу она очень подходила.
– Ага.
Вздохнув, Натали встала с кресла.
– Мне правда пора. Надо кое-что успеть по дому. Приятно было познакомиться, мистер Бенсон!
«Мистер Бенсон»? Я-то надеялся перейти на «ты»… Эх, размечтался.
Натали уже спускалась с веранды. Когда она миновала последнюю ступеньку, мой мозг вновь лихорадочно заработал.
– Вам необязательно огибать дом. Удобнее будет пройти насквозь и выйти через парадную дверь.
– Спасибо, я и так дойду. Хорошего вечера!
– И вам. Рад был познакомиться, Натали!
Она неодобрительно подняла бровь, затем повернулась и быстро пропала из виду. Хлопнула калитка на подъездной дорожке, взревел мотор. А я остался размышлять о таинственном видении по имени Натали Мастерсон. Всякий счел бы ее красивой, однако еще больше она заинтриговала меня тем, как мало рассказала о себе.
Говорят, сердце женщины – загадка. Даже сейчас я рассмеюсь, если какой-нибудь приятель скажет, что он, мол, понимает женщин.
Мне не давал покоя односторонний характер нашей беседы. Я так много поведал Натали о себе, а в ответ не услышал почти ничего. Тем не менее я чувствовал, что скоро мы увидимся, – ведь я как минимум знал, где ее найти.
Глава 3
Утром я отправился на пробежку. Переехав в Нью-Берн, я перестал регулярно упражняться. Убеждал себя, что есть дела поважнее – например, отгонять нафталином змей, – однако правда заключалась в одном: мне не особенно нравился спорт. Я знаю, какую пользу он приносит – иначе что же я за доктор? – но бег всегда казался мне довольно нелепым занятием. Если это не бег за футбольным мячом.
Тем не менее я в устойчивом темпе пробежал шесть миль, а затем сделал сто отжиманий и столько же приседаний. Быстро приняв душ и перекусив, я приступил к повседневным делам. Работы как таковой у меня не было; я решил еще раз бегло осмотреть комнаты и убедиться, что все на месте. Задача заведомо невыполнимая – ведь я не знал, как выглядел дом до отъезда дедушки в Исли, к тому же я уже сделал уборку.
Я снова обратил внимание на дробовик в стенном шкафу и нашел упаковку с патронами. Больше боеприпасов не имелось; очевидно, другого оружия в доме не было. Под кроватью в гостевой спальне я обнаружил коробку. Внутри – стянутую резинкой пачку денег, а также объемистый конверт с фотографиями бабушки и разными документами: картой социального страхования, врачебными записями по поводу эпилепсии и так далее. Денег я насчитал немного – всего на пару ужинов в дорогом ресторане, – однако вполне достаточно для человека, который срочно хочет выпить или уколоться. Если бы кто-то забрался в дом, то и деньгами наверняка поживился бы. Похоже, бродяги сюда не заглядывали.
А как же взломанная дверь?
Я потряс головой. Даже если здесь побывали чужаки, их давно и след простыл. Отбросив подозрения, я решил покорпеть над учебниками. Увы, чтиво оказалось не очень увлекательным, и часа через два книги мне наскучили. К счастью, змеи на веранде не появились – возможно, Келли ошибалась насчет нафталина.
Время от времени мои мысли обращались к прелестной Натали Мастерсон. Я то и дело вспоминал искорку интереса в ее глазах в ответ на мою чуть приукрашенную биографию. Раздумья о нашей беседе, о пчелах и лодке навели меня на мысли о дедушке и о моем последнем приезде к нему в гости. Тогда я учился в резидентуре, и пока однокурсники проводили заслуженный отдых на карибском побережье или в Канкуне, я отправился на машине из Балтимора в Нью-Берн – к дедушке, который с детства поддерживал меня и беззаветно любил.
Дедушку часто считали белой вороной – взять хотя бы чудаковатую лодку, – но в его огромном сердце всегда находилось пристанище для одиноких скитальцев. Он готов был накормить каждую дворнягу, забегавшую во двор, – выставлял у амбара миски с едой, к которым бог знает откуда сбегались разномастные собаки. Тем, что появлялись постоянно, дедушка давал клички в честь автомобильных марок. Мальчишкой я частенько бросал мячик Кадиллаку, Форду (иначе – Эдселу [11]), Шеви [12] и Пинто [13]. Один крошечный песик – наверное, помесь терьера – носил чудное имя Виннебаго [14]. Когда я спросил у деда почему, – тот, подмигнув, ответил: «А ты погляди на его габариты!»
В молодости дедушка работал на лесопилке – превращал бревна в пиломатериалы. Как и меня, жизнь лишила его нескольких пальцев, но его карьера, в отличие от моей, от этого не пострадала. Он часто повторял: если мужчина не лишился на работе пальца, то работенка эта – никчемная. Удивительно, что этот же человек воспитал мою мать – утонченную, амбициозную интеллектуалку. Одно время я даже подозревал, что дедушка ее удочерил, однако потом заметил у них нечто общее – неиссякаемый оптимизм и порядочность.
Дедушка тяжело переживал смерть жены – моей бабушки. Я ее совсем не помню. Мы виделись лишь однажды, когда я еще учился ходить. Позже мама говорила, что дедушку надо почаще навещать, ведь тот остался совсем один. Для него существовала единственная женщина, которую
