Глава 1. Пленник С приближением к горам Онкода Варский лес заметно редел. Закатное солнце Вары бросало на кроны деревьев ярко-рыжие отблески, поддразнивало мелких животных, искрилось в примятой траве. Пейзаж теперь менялся с каждым часом. Встречались то небольшие поляны, то ручьи, то заросшие непроходимые тропы, то редкие перелески. Лишь одно было неизменным – впереди маячили невысокие, но далеко протянувшиеся горы Онкода. Присмотревшись, в очертаниях варских гор можно было разглядеть черты огромного змеиного тела, и это лишний раз убеждало в правдивости легенды, связанной с этими краями. Онкод был тритоном, слугой морского языческого божества по имени Erabi. Он поднял мятеж против своей хозяйки и заставил сородичей бежать из Моря Ураганов на сушу, приняв человеческий облик. Разгневанная таким поступком, огромная змея Erabi оставила своего супруга Therabia и, прорывая путь под землей, бросилась вдогонку за своими слугами. Erabi нагнала тритонов на границе между нынешними Кирландом и Чегрессией – двумя соседствующими странами, на территории которых простирается огромный Варский лес. Почти все мятежники были убиты – погребены под грузным телом змеи, когда та выбралась на сушу. Один лишь Онкод сумел выжить и убить свою повелительницу, после чего скрылся в неизвестном направлении. Лесные колдуны того времени решили устранить нанесенный Варскому лесу урон, обратив тело огромной змеи в камень. Так образовались горы Онкода, а понижение горного хребта, где окаменевшее тело Erabi сильно прогнулось, стало называться Тритоновым перевалом. Убитый горем потери супруги, Therabia ограничил магическим существам возможность передвигаться внутри Моря Ураганов с помощью мощного заклятия. Он вложил в это огромные силы, добровольно заточив себя в клетку и отобрав у своих верных слуг наяд возможность превращаться в людей без его ведома, чтобы история тритонов никогда более не повторилась. С тех пор участок Фальгертарга, где обитает древнее божество, называется Синей Глубью. Эту историю рассказала мне обращенная в человека по разрешению Therabia наяда по имени Саари, с которой мы встретились в норциннском городе Ургоре. Наверное, моим друзьям тоже было бы интересно сейчас послушать старую легенду. Но после того, как меня объявили опасным дексовым отродьем и связали, лишив при этом оружия, у меня не возникало никакого желания начинать светскую беседу. Вот уже вторые сутки я плетусь за Руаном, Ольцигом и Филисити, прожигая взглядом их спины и не произнося ни слова. Идти по неровной дороге с плотно связанными руками – довольно непростое занятие, даже если ты хорошо физически подготовлен, поэтому я невольно замедлял темп, с которым так отчаянно старался продвигаться Руан. Несколько раз Филисити ругалась с бароном Экгардом, заставляя его замедлиться, чтобы мне было проще поспевать. Очень великодушно со стороны леди да-Кар. Но более великодушным жестом было бы, наконец, перестать ломать комедию и развязать мне руки. Разумеется, говорить этого своим новоиспеченным конвоирам я не стал. Руан (сейчас не очень хотелось делать барону одолжение и называть его Роанаром даже в собственных мыслях) расстарался, стягивая мне запястья веревкой. И все бы ничего, если бы не заклинание, которое монах Ольциг вплел в мои путы. Каждая неровность на дороге, на которой я пытался сохранить равновесие, заставляла дергать руками, и заклинание dassa будто бы воспринимало мои резкие движения как акт сопротивления. Белые с красным всполохи, пробегающие по волокнам веревки, резко жалили запястья, оставляя болезненные ожоги на коже. К концу второго дня моего плена на руках проступили волдыри, которые быстро лопнули и превратили запястья в ужасное и болезненное зрелище. Поначалу я морщился от каждого движения, однако в какой-то момент привык к этому ощущению и уже мог не реагировать на него. Казалось, что у меня попросту нет рук, просто какие-то горящие ошметки. Я знал, что Филисити заставит Ольцига вылечить меня сразу же, как только увидит, что его заклятие сделало с моими запястьями, поэтому я, как последний дурак, старался прятать от нее руки. Возможно, это несусветная глупость и мальчишеское упрямство (если в предполагаемые тридцать два года о нем еще может идти речь), но теперь мне не нужно было участие этих людей. Как и их снисходительность и жалость. Я чувствовал себя преданным после всего того, через что мы прошли вместе. Мне невольно вспоминался возница, доставивший нас к тракту, пролегавшему через Варский лес, из Альграна. Его звали Цартен Анрок, и он был уроженцем Орсса, как и я. Лекарь Нарьо Эмса, что приютил нас в своем доме, доставив в новую столицу Миянны после Лэс-Кэрр-Грошмора, тихо сообщил мне, что его друг Цартен – орссец, поэтому он так нелюдим и резок. Таких, как он... таких, как мы не жалуют ни в одном уголке Солнечных Земель. Как только кто-то узнает, что ты из Орсса, это ставит на тебе клеймо даже заметнее, чем то, что стоит на Руане – сыне Дарнага Экгарда, предателя короны и убийцы короля. Никогда не верил, что подобное клеймо может изменить к тебе отношение близких, пока не убедился в этом на собственной шкуре. Думаю, единственный человек, который мог не перемениться ко мне, узнав, откуда я, это Дайминио Солли, мой покровитель, заменивший мне всю семью. Сейчас, когда друзья отвернулись от меня, старик все чаще приходил ко мне в мыслях. Задумавшись, я не заметил кочку, споткнулся и, не сумев помочь себе руками сохранить равновесие, растянулся на земле, громко охнув от досады. Обожженные запястья сковала боль, заставившая меня чуть слышно зашипеть. Я не увидел, но почувствовал, как мои конвоиры оборачиваются в мою сторону. Клянусь, в тот момент я их ненавидел. – Райдер! – обеспокоенно окликнула девушка, делая ко мне шаг. – Поднимайся, – холодно сказал Руан, замерший на месте, глядя на меня так, словно я не вытаскивал его из царства Смерти. Декс его сожри, лучше было оставить его там! Я задержал дыхание, оперся на руки, надеясь, что они выдержат. Они не преминули отозваться жгучей болью, но все же послушались. Я стиснул зубы, сумел встать на одно колено и уже после этого подняться на ноги. Филисити приблизилась. Ее прекрасные серые глаза светились сочувствием и... виной. Кажется. Сейчас за пеленой собственной злости я не был уверен ни в чем. Взгляд девушки упал на мои связанные запястья и тут же наполнился ужасом. – Боже мой, Райдер... – шепнула она, протягивая ко мне руки, чтобы лучше рассмотреть ожоги, но я резко отстранился, что заставило таирскую колдунью вздрогнуть. Несмотря на переполняющую меня ярость, я все еще не хотел ранить чувства Филисити и даже сейчас почувствовал себя немного виноватым, увидев, как блеснули ее глаза. Девушка быстро взяла себя в руки и гневно оглянулась на попутчиков. – Нужно устроить привал, – нахмурившись, произнесла она. – Мы уже устраивали привал, – качнул головой Руан, потерев правой рукой с отсутствующим мизинцем заросшее молодое лицо, едва заметно проведя рукой по длинному шраму на правой щеке чуть выше уровня нижней челюсти, почти скрытому короткой бородой. – Это было пять часов назад, – возразил ему Ольциг. Я невольно посмотрел на dassa. Монах, одетый как благородный господин, на голову которого словно напал смерч, смотрел мне в глаза извиняющимся взглядом. Как ни странно, это действительно несколько смягчило мою злость. Все эти два дня Ольциг был хмур и неразговорчив. Не произносил нараспев привычных бравад, не заводил песен, даже о ереси и праведности не рассуждал, хотя в хорошем настроении он это обожает. – Вот именно, – упрямо отчеканил Руан, – если будем так часто останавливаться, никогда не догоним кирландцев. Откуда вы знаете, что он не специально задерживает нас, чтобы дать войне начаться? Я невольно усмехнулся. Руан не добился расположения Филисити, и сейчас ему, наверное, доставляет истинное удовольствие выставлять меня настоящим злодеем. Ну, разумеется. Я узнал, что родился в Орссе и резко проникся любовью к родине. Как же! – Ему нужна помощь! – Филисити словно не поверила своим ушам. Ее глаза широко распахнулись от негодования и вот-вот могли начать метать искры. Учитывая, что девушка владеет магией четырех стихий, думаю, скоро можно будет воспринимать мое замечание буквально. Арбалетчик прищурился и недоверчиво качнул головой. – En dvara ne perrian numjette sezhora ime cest? На этот раз я был близок к тому, чтобы пуститься в словесную перепалку. Хотелось броситься на Руана и хорошенько проучить его, выколотить дурь из этой глупой головы и вернуть человека, который был мне другом и боевым товарищем. Что этот грубый, фанатичный, подозрительный, кичащийся собственным положением выскочка, сделал с Роанаром Мэнтом? Ольциг недовольно покачал головой и приблизился ко мне. Похоже, к барону Экгарду он сейчас испытывал примерно те же чувства, что и я. – Не смей его освобождать, – грозно сдвинув брови, воскликнул Руан. Филисити метнула в его сторону взгляд, и мощный порыв ветра чуть не сбил барона с ног. Dassa посмотрел на арбалетчика, точно пытался узнать в нем прежнего Роанара Мэнта. Он склонил голову и несколько секунд многозначительно молчал, затем ответил, разъяснив мне смысл фразы, сказанной на треклятом древнем языке, которого я (единственный, из нашей небольшой компании) не знаю. Или не помню, как и все свое прошлое до предполагаемых шестнадцати лет. Впрочем, для меня разница невелика... – Нет, Роанар. Темная кровь сама себя не лечит. По крайней мере, у Райдера я этого не наблюдал ни на разбойничьих тропах, ни в Лэс-Кэрр-Грошморе, ни в Альгране. Ты хорошо помнишь Альгран? Казалось, лицо Руана чуть побледнело. Разумеется, он помнил Альгран. Среди нас двоих только у меня отмечена потеря памяти. И господин барон прекрасно помнил, что мог погибнуть по собственной глупости на альгранской дуэльной арене, если бы я не решился отправиться в царство Смерти за ним. Экгард прочистил горло, отведя взгляд, и воздержался от ответа. Монах кивнул и подошел ко мне. Прямого взгляда мне в глаза он избегал. – Покажи руки, – довольно строго сказал dassa. Я не спешил подчиняться, и Ольциг, нахмурившись, повторил, – покажи, говорю. – Зачем? Кажется, это было первое слово, которое я проронил за два дня. Монах тяжело вздохнул, нервно проведя рукой по волосам и взъерошив их еще больше. Его прическа обладала удивительной способностью выглядеть неряшливо. – Пожалуйста, Райдер, не усложняй все. Я хочу помочь, – закатил глаза Ольциг. Я нехотя протянул dassa связанные руки, и при виде их он и Филисити поморщились. – Ох... – лицо Ольцига исказило чувство вины, – прости. Сейчас пройдет. Возражать было бы глупо, руки просто необходимо вылечить. Однако целительская магия принесет лишь временное облегчение, если не снять с веревки заклятие, и мы оба знали это. Вокруг моих запястий разлился золотой свет. Я прикрыл глаза, чувствуя, как жгучая боль уходит из рук. Когда dassa закончил, я с нескрываемым удовольствием пошевелил пальцами и тут же нахмурился, взглянув на юношу. – Ты ведь понимаешь, что твое заклинание вернет все в прежнее состояние через два дня? Он посмотрел на меня почти умоляющим взглядом, мельком обернувшись на Руана, и я обреченно вздохнул. Не думаю, что Ольциг боится гнева барона. Просто он с ним согласен. И не хочет снимать чары, потому что считает меня опасным. Он боится не Руана, а меня. – Мы не будем снимать заклятие, – строго произнес барон, делая шаг ко мне. Филисити качнула головой. Похоже, из всех присутствующих она одна не испытывала передо мной такого страха. Только недоверчивое опасение. – Разве просто связать его недостаточно? – воскликнула она. – Было бы достаточно, если бы в нем не текла кровь дексов. Это бесполезный разговор, леди да-Кар. Мы не будем снимать заклятие. Девушка гневно всплеснула руками и быстрым шагом направилась вперед. Ольциг сочувственно взглянул на меня. – Я буду проверять тебя на каждом привале. Прости, это все, что я могу... – неловко произнес он. Я усмехнулся и саркастически прищурился. – Ну, разумеется. Dassa кивнул и предпочел отойти вместе с Филисити. Мы с Руаном Экгардом еще несколько секунд смотрели друг на друга. Он, кажется, пытался разглядеть во мне некую орсскую тьму, а я в нем – своего прежнего друга, и ни один из нас не находил того, что искал. В конце концов, барон просто развернулся и продолжил путь. – Не отставай, – бросил он на ходу, и я, вздохнув, последовал за своими конвоирами.
