Илико вышел на улицу и с блаженством вдохнул прохладный воздух, наполненный осенней горечью. Из-за репетиций и прогонов он уже забыл, как можно вот так просто наслаждаться увяданием природы, чувствовать кожей легкий теплый ветерок, смотреть на причудливые тени от деревьев, слушать стук своих каблуков по булыжной мостовой.
– Илюша, авто ждет! – крикнул ему из машины Дегтярев.
– Куда мы едем? – спросил Илико, забираясь в салон.
– Друг предложил провести пару дней в его охотничьем домике, – ответил Роман Константинович, кивнув оглянувшемуся водителю. – Я заходил в театр пару раз на этой неделе и смотрел твои репетиции. Ты так совсем загонишь себя, дорогой! Поэтому я решил вывезти тебя на природу. Сегодня попаримся в баньке, завтра поутру сходим на рыбалку, а вечером тамошний лесник обещался накормить нас олениной, запеченной на костре. Как тебе такой распорядок?
– Спасибо, Ромочка, – улыбнулся Илико и, прикрыв глаза, положил голову на плечо Дегтярева. – Я так хочу спать… Просто спать!
– Как скажешь, – хитро сощурил глаза тот и поцеловал Илико в лоб.
Настоящая русская баня с крепким паром и ароматом трав, распаренные березовые веники, порхающие над телом, и прохлада небольшого озера возымели на Илико поистине волшебное действие. После ужина, состоящего из копченого угря, горячего хлеба и овощей, мужчины переместились в спальню и, удобно устроившись на кровати, застеленной шкурами животных, распечатали бутылочку коньяка.
– Рома, а скажи, у тебя когда-нибудь было такое чувство, что вроде все налаживается, а на душе у тебя неспокойно? – спросил Илико. Разомлев от еды, коньяка и жара камина, он снял с себя одежду и с удовольствием наслаждался мягкостью меха на обнаженной коже.
– Тебя что-то беспокоит, Илюша? – глядя на него, Дегтярев тоже разделся и раскинул свое огромное тело, подложив под спину груду пуховых подушек.
– Да вроде бы нет, но… не могу объяснить. Знаешь, мне будто воздуха не хватает. Будто я на дне ямы, а сверху земля, – Илико лег на спину и, закрыв глаза, скрестил руки на груди.
– Тьфу на тебя! – хлопнул его по плечу Дегтярев. – Ты только начинаешь жить! Это просто нервы, Илюша! Ты впервые солируешь, вот у тебя сердечко и неспокойно. Может, тебе принять предложение Мойши, и пусть он у тебя поживет?
– А как же моя репутация холостяка? – спросил Илико, приподняв голову.
– Главное, не появляться с Мойшей на публике. А пожить-то вместе можно, – ласково улыбнулся Дегтярев.
– Нет, – мотнул головой Илико, снова лег и закрыл глаза. – Я устал от его ревности. Ты не представляешь, какой он мне недавно скандал закатил, когда я на улице встретил знакомого. Еще по Константинополю. Сначала он всю дорогу домой у меня расспрашивал, при каких обстоятельствах мы познакомились и не спал ли я с ним. А дома стал говорить, что я теперь его брошу и уйду к своему старому любовнику. А когда я ему сказал, что он дурак, дал мне пощечину и разрыдался! Ведет себя как баба, ей-богу!
– Оставь его для плотских утех. С твоей активностью меня тебе явно мало, – Дегтярев провел рукой по красивой смуглой груди Илико. Тот чуть выгнулся ему навстречу и громко выдохнул.
– Одна ночь с тобой стоит его десяти. Он просто бревно в постели. Никакого удовольствия, – Илико перевернулся на живот и изящно выгнул спину.
– Покажи мне своего Фавна, – прошептал Дегтярев.
Илико движением руки подложил под себя белую рубашку Дегтярева, и от его плеч до крепких ягодиц прошла волна. Повторив несколько раз это движение, он повернулся к Роману Константиновичу и, взглянув на него мутными глазами, тихо простонал:
– Хочу тебя…
– Ты мой прекрасный фавн! – Дегтярев гладил его по спине. – Мой божественный сатир, с чувственными губами, нежной смуглой кожей, горячими карими глазами и маленькими рожками… – он обнял Илико и прижал к себе, а тот, тихо засмеявшись, оседлал его и с наслаждением принял в себя.
«Видение Розы» было второй миниатюрой, шедшей за балетом «Весна священная». Илико смотрел в зрительный зал через небольшую щелку в кулисе, и его душа возбужденно трепетала.
– Прошу всех по местам! – раздался голос распорядителя, и Илико вышел на сцену и встал за декорацию в виде окна.
Он не смотрел, как танцует свою партию его партнерша, и не видел зрителей в зале. Музыка медленно заполняла его душу и внезапно замерла. Он выскочил в проем бутафорского окна и, взмахнув руками, прыгнул вперед и встал на колено. Музыка кружила его по сцене, и он, забыв все наставления Мельникова, летал, демонстрируя зрителю всю силу и легкость своих прыжков. Его душа ликовала, а тело парило в воздухе, словно не имело веса. Его окружала только музыка и яркий свет софитов.
