Раз-другой Вернону показалось, что отца передернуло от маминых слов. Однажды Вальтер даже не выдержал и сказал:
— Мира, ради бога, прекрати разговоры о храбрых воинах, отдающих жизнь за Отечество. Это становится невыносимо.
Но мама не рассердилась, а кротко ответила:
— Я понимаю, что тебе это не нравится, но это — правда.
Накануне отъезда отец предложил Вернону пойти прогуляться вдвоем. Сперва они шли молча, но вскоре Вернон достаточно осмелел для того, чтобы спросить:
— Пап, а ты рад, что идешь на войну?
— Очень рад.
— Это интересно?
— Не то чтобы -«интересно» в твоем понимании. Но в каком-то смысле — да. Это волнует, а кроме того, избавляет от многих проблем.
— Наверное, на войне нет женщин, — глубокомысленно произнес Вернон.
Вальтер Дейер испытующе посмотрел на своего маленького сына. По лицу отца скользнула улыбка. Поразительно, насколько мальчонка порой попадает в точку, сам того не сознавая.
— Это делается в мирных целях, — серьезно сказал он.
— Как ты думаешь, ты убьешь много врагов? — продолжал спрашивать Вернон.
Отец отвечал, что заранее никогда не знаешь.
— Надеюсь, много, — сказал Вернон, уже рисуя себе отца в сиянии боевой славы. — Надеюсь, добрую сотню!
— Спасибо, старина.
— Но ведь... — начал Вернон и осекся.
— Что?
— Ведь... иногда... людей и самих убивают?
Вальтер Дейер понял подтекст.
— Да, иногда.
— Ты ведь не думаешь, что тебя убьют?
— Не могу не думать. Дело-то нехитрое.
Вернон задумался над тем, что услышал. Он начал смутно понимать, что кроется за словами отца.
— Ты что, был бы не против?
— Это было бы решением всех проблем, — ответил Вальтер Дейер больше себе самому, чем ребенку.
— Все же я надеюсь, что тебя не убьют.
— Спасибо.
Отец вновь слегка улыбнулся. Пожелание Вернона звучало вежливо и не оригинально, но, в отличие от Миры, Вальтер не воспринял это как проявление бесчувственности.
Они приблизились к руинам аббатства. Садилось солнце. Отец и сын посмотрели вокруг, и Вальтер Дейер вдохнул воздух до боли глубоко — возможно, ему не суждено будет оказаться здесь вновь. «Как я все запутал», — подумал он про себя.
— Вернон?
— Что, папа?
— Ты ведь знаешь, что, если меня убьют, все это достанется тебе?
— Да.
Они вновь замолчали. Вальтер столько хотел сказать, но это было так непривычно! А кроме того, многое и не выразишь словами. Странно, как хорошо и свободно ему было с этим маленьким человечком, со своим сыном. Пожалуй, он допустил ошибку, не узнав его поближе. Они могли бы прекрасно проводить время вдвоем. Но он стеснялся ребенка, а ребенок стеснялся его. Однако между ними чувствовалась удивительная гармония. И оба не умели вовремя сказать нужное...
— Я люблю эти руины, — промолвил Вальтер Дейер. — Надеюсь, ты тоже полюбишь.
— Да.
— Подумать только — старые монахи, несущие рыбу... толстые такие, знаешь?., почему-то всегда представляю их именно такими... спокойными ребятами.
Они еще немного постояли. Наконец отец сказал:
— Ну что, нам пора идти. Уже поздно.
Они повернули к дому. Вальтер Дейер расправил плечи — нужно было одолеть церемонию прощания с Мирой, весьма эмоциональную церемонию, насколько он знал свою жену. И боялся. Но ничего, скоро все будет позади. Прощание всегда болезненно, было бы лучше не заострять на этом внимание, но Мире никогда подобного не понять. Бедняжка! Она поставила не на ту лошадку. Прелестное создание, но он действительно женился на ней ради «Могучих Братьев», а она вышла замуж по любви. Вот где источник всех проблем.
— Присмотри за мамой, — неожиданно попросил он Вернона. — Ты ведь понимаешь, что ты ей нужен.
Да, он надеялся, что не вернется. Так будет лучше. А у Вернона есть мать.
Но в глубине души Вальтер чувствовал себя предателем по отношению к сыну. Как будто он дезертировал...
— Вальтер, — крикнула Мира, — ты ведь даже не попрощался с Верноном!
Вальтер посмотрел в сторону, туда, где с широко распахнутыми глазами стоял его сын.
— До свидания, старина Не грусти.
— До свидания, папа
Вот и все. Мира была в шоке — он что, совсем не любит ребенка? Даже не поцеловал его! Какие все Дейеры странные! Какие поверхностные! И ведь как похоже кивнули они друг другу через комнату...
«Но Вернон, — сказала себе Мира, — не вырастет таким, как его отец».
Со стен на нее смотрели портреты Дейеров с сардоническими улыбками...
1
Через два месяца после того, как отец отплыл в Южную Африку, Вернон пошел в школу. Это была идея Вальтера Дейера, а любое его желание Мира в те дни исполняла, как закон. Он был ее солдатом, ее героем! Все остальное было не в счет. Для нее это был абсолютно счастливый период жизни. Она вязала носки для солдат, принимала активное участие в движении «Белое перо», общалась с другими женщинами, чьи мужья тоже ушли сражаться с этими отвратительными, неблагодарными бурами.
Расставание с Верноном причиняло ей острую боль. Как можно отпустить так далеко своего дорогого мальчика, своего маленького сыночка?! Что за жертвы приходится приносить! Но на то была воля его отца.
Бедняжечка, он сильнее всех будет тосковать по дому! Нет, она просто не могла об этом думать.
Но Вернон не тосковал по дому. У него не было глубокой привязанности к матери. Всю жизнь он любил ее намного больше, когда она была далеко, и сейчас, вырвавшись из-под тяжелого эмоционального гнета, он почувствовал облегчение.
У него был подходящий характер для школы. Он любил играть, держался со спокойным достоинством, а главное — был удивительно смел. После монотонной жизни в детской и общения с мисс Робинсон школа казалась ему приятнейшим новшеством. Как и все Дейеры, он легко находил общий язык с людьми и быстро завел друзей.
Но скрытность ребенка, которому слишком часто приходилось отвечать «Ничего», навсегда поселилась в нем. И на протяжении всей жизни Вернона эта скрытность распространялась на всех, за исключением одного-двух человек. Со школьными друзьями он делил время, но не мысли. Мысли он мог поведать только одному человеку, который вскоре вошел в его жизнь. В первые же каникулы он познакомился с Джозефин.
2
Мира встретила его бурным всплеском обожания. Он это мужественно перенес, хотя уже и стеснялся столь экзальтированного проявления чувств. Когда первый восторг схлынул, Мира сообщила:
— Тебя ждет приятный сюрприз, дорогой. Как ты думаешь, кто у нас? Твоя двоюродная сестричка Джозефин! Помнишь дочурку тетушки Нины? Она будет теперь с нами жить! Ну как, ты рад?
Этого Вернон еще не понял, надо было подумать. Чтобы выиграть время, он спросил:
— А почему она будет жить с нами?
— Потому что ее мама умерла. Это так тяжело для девочки! Вот почему мы должны быть с ней как можно ласковее, чтобы она поскорее оправилась.
— Нина умерла?
Он был очень расстроен. Такая красивая, с этим клубящимся сигаретным дымом...
— Да, но ты ее, конечно, уже не помнишь, дорогой.
Он не стал доказывать, что прекрасно помнит. Зачем пустые слова?
— Джозефин в детской. Иди познакомься с ней, дорогой, и постарайтесь подружиться.
Вернон направился в детскую. Он так и не понял, рад он или нет. Девчонка! Он был в том возрасте, когда девчонок презирают. С ними одно мучение! Но, с другой стороны, это так славно, что хоть кто-то будет рядом. Все зависит от того, что она за человек. Нельзя быть к ней строгим, если она только что потеряла мать.
Он открыл дверь и вошел. Джозефин сидела на подоконнике, раскачивая ногами. Она пристально посмотрела на Вернона, и доброе покровительственное выражение сошло с его лица.
Она была крепенькой девочкой примерно его возраста. Прямая челка цвета вороного крыла закрывала лоб. Чуть выступающая челюсть придавала лицу упрямое выражение. Огромные ресницы оттеняли необыкновенно белую кожу. И хотя она была на целых два месяца младше него, Вернону показалось, что она повидала и знает в два раза больше — таким усталым и одновременно вызывающим был ее взгляд,
— Привет, — сказала она
— Привет, — слабо откликнулся Вернон.
Они продолжали осторожно и недоверчиво изучать друг друга — так, как это обычно делают дети и собаки.
— Я так понимаю, ты моя двоюродная сестра Джозефин, — проронил наконец Вернон.
— Да, но лучше зови меня Джо. Меня так все зовут.
— Ладно.
Чтобы заполнить возникшую паузу, Вернон засвистел.
— Вообще-то здорово вернуться домой, — заметил он.
— Да, здесь ужасно здорово! — поддержала Джо.
— Правда? Тебе здесь нравится? — оживился Вернон.
— Ужасно нравится! Больше, чем где бы то ни было!
