Одноклассники не разделяли ни первое, ни второе увлечение Лемберта, ни у кого, например, не возникало желаний повторять второе увлечение Виктора — кто–то помнил анекдоты, лучше, кто–то — хуже, некоторые их вообще, как тот же тёзка Виктора Самойлов, очень неважно запоминали анекдоты, да и эффектно рассказывать их не могли. А вот у Лемберта была очень артистическая натура, которая скажется гораздо позже. Но это не никого не подвигало на подобные подвиги. Да и первое его пристрастие никого не соблазняло на повтор — остальные одноклассники (и девчонки, и ребята) предпочитали проводить время в менее экзотических местах.
В родном городе таких мест можно было найти немало. Их районный городок, несмотря на не слишком большую численность населения (около 13.000 человек), был расположен, тем не менее, на значительной территории. В центре планировка улиц Таращи была классической — улицы пролегали строго перпендикулярно, изгибаясь где–нибудь только уже в их окончаниях. Центральной была улица Шевченко (ранее Дворянская), параллельно ей выше располагались Карла Либкнехта (Александровская), ниже шли улицы Советская (Григорьевская) и Богдана Хмельницкого (Ивановская), а пересекали эти стрит (Street) такие авеню (Avenue) как Парижской Коммуны, стыкующейся с улицей Ленина (Софийская), Красноармейская (Солдатская) и Розы Люксембург (Екатерининская). При этом географически авеню располагались под небольшим углом по оси Юг — Север (на примере центральной улицы — со стороны школы в сторону городских и районных административных зданий). Что касается улицы Ленина, то её первые 3 квартала были спроектированы по плану бульвара. Центральная улица города Дворянской была названа недаром. Проживали на ней, по большей части, люди дворянского сословия. Центральная часть улицы не так уж длинна — чуть более километра, но очень красочна. Поэтому так приятно прогуляться улицей Шевченко летним вечерком и составить своё впечатление обо всём городке.
Кроме этих более–менее крупных и ухоженных улиц в стороне было немало различных мелких улиц или переулков, не столь уж правильной планировки. Расположен городок был на пересечённой местности — его центр ещё на равнине, выше улицы не особо заметно поднимались вверх, а вот вниз авеню шли под довольно заметный уклон. Та же улица Ленина после пересечения с Богдана Хмельницкого круто спускалась вниз, деля этот участок на два городских района: Заречье и Лысая Гора. Далее эта улица, поворачивая то влево, то вправо, доходила до самого леса. Спускалась к прудам и улица сама Богдана Хмельницкого. Затем она вновь поднималась, чтобы, разделившись надвое, создать, устремившиеся влево и вправо, две новые улицы: Белоцерковская и Кирова. Ранее в старой Тараще были и такие улицы как Мариинская, Зиновьевская, Глаголевская, Ануфриевская, Поворотная, Прямая, Гончаровская, Песочная, Церковная и Весёлая. Некоторые из них сохранили свои названия и по настоящее время, например, Белоцерковская, Ломаная, Глыбичок.
В городе были 2–3‑х этажные здания административных служб, техникума, его общежития, магазинов и других коммунальных предприятий. А вот многоэтажные жилые дома (да и какие там многоэтажные — 2 этажа) только начинали строиться. Поэтому подавляющее большинство горожан проживали в частных домах, а это как раз и означало, что жилая территория города относительно немалая. Никакого городского транспорта не существовало. Была, правда, предпринята пара попыток пустить по городу автобусный маршрут, связав один из окраинных его районом с центром, точнее, с его рынком. Но даже маленький автобус оказался, вероятно, нерентабельным, и эти попытки «успешно» завершились.
Но вот из–за разбросанности жилых домов прогулки старшеклассников в послеурочное время были не для всех таким уж простым делом. В этом плане в более выгодном положении оказались те ребята, чьи подруги жили в общежитии (были иногородними). Само двухэтажное здание общежития (ранее в нём размещалось частное еврейское училище) находилось в двух небольших кварталах от школы, рядом с новой автостанцией. Еврейские дети учились здесь грамоте и наукам.
В их классе более всего повезло с прогулками и провожанием своих пассий Антону Гаркавенко (с Ларисой Карпушко) и Стёпану Немчинову с (Любой Донченко). Обе девушки, да и Стёпа, проживали в общежитии, Антон же — примерно в трёх кварталах от места обитания сельских школьников. Они могли зайти в общежитие, оставить там свои портфели или сумки, зимой немного погреться, а уж затем продолжить свои гуляния по городу, не спеша выбирая предпочитаемые ими места.
Другие местные ребята провожали тоже местных девушек, которые жили не так уж далеко. А вот больше всего с такими проводами доставалось Виктору Самойлову и Анатолию Молодилину. Их пассии жили на другом конце города. Как уже говорилось, дальше всех проживала Люба Великанова, немного ближе — Алина Макарова. Тащиться с портфелями «к чёрту на кулички» ребятам было не очень–то удобно, достаточно того, что ты будешь нести портфель своей дамы. Виктор, живший совсем рядом со школой, ещё успевал забросить свой портфель домой (именно забросить, не заходя в дом), пока Люба ожидала его. А вот Анатолию это было сделать сложнее, поскольку жил он ещё в трёх с лишним кварталах от Самойлова в противоположном направлении от нужного ему маршрута с Алиной. Но немногим позже они с Виктором уладили и этот вопрос. Виктор начал заносить в свой двор не только свой портфель, но и портфель Молодилина. Прятал он их оба за поленницей дров возле сарая. Проводив девушек в район их проживания, и погуляв там с ними некоторое время, по пути домой Анатолий забирал свой портфель из двора Самойлова. При этом каждый из ребят абсолютно точно знал — вернулся ли уже домой его приятель, то есть находится ли портфель того на своём обычном месте. Это давало повод кому–нибудь из них на следующий день незлобно, по–дружески подколоть другого:
— Да, ну и загулялся ты вчера. Я поздно возвращался, но ты побил все рекорды. Наверное, вообще после полуночи домой вернулся.
Поскольку Люба и Алина проживали примерно в одном районе, правда, по разные его стороны, то места прогулок пар были примерно одинаковыми. Однако странным было то, что за всё время маршруты этих пар так ни разу и не пересеклись, очевидно, у каждой из них были свои укромные места. А гуляли они в очаровательных местах, вблизи прудов. Они могли слышать и трескучий хор лягушек, ближе к лету и соловьиные трели, дышать умопомрачающим свежим воздухом, любоваться тихой рябью воды в прудах, нередко покрывающихся туманной пеленой, любоваться ярким светом луны или затейливыми фигурами туч. И не раз бывало, что домой ребята возвращались, действительно, если и не за полночь, то всё же ближе к ней, заставляя волноваться своих родителей.
Неужели они не уставали от такого распорядка дня — 5–6 часов в школе, а затем ещё не один час брожения по городу? Конечно, уставали. Но в 16–18 лет ты этого совершенно не ощущаешь. Ты наоборот, ощущаешь невероятный прилив энергии от приятного времяпрепровождения с любимой девушкой, а таковыми они тех считали, хотя признания любви выдавить из их уст было не так просто. Кроме того, следует отметить, что эти прогулки происходили не каждый день, как говорят поляки: «Что занадто, то не здраво». Таким образом, вторая смена в школе позволяла старшеклассникам прекрасно сочетать учёбу с отдыхом.
* * *
Если Виктор был единственным сыном в семье, то у Любы была ещё сестрёнка, которая училась в младшем классе. То, что они учились в разные смены, было для Любы и плюсом и минусом. Конечно, минус был более значительным — занятые работой родители не могли много времени уделять ребёнку при подготовке уроков. А с малышами, особенно в первые пару лет их школьной жизни нужна родительская опека, чтобы привить ребёнку такие важные черты характера как усидчивость, аккуратность и добросовестность при выполнении домашних заданий. Впрочем, эти качества важны и не только для учёбы. Поэтому Любе, которая очень любила свою сестричку, часто приходилось с ней заниматься, тем более, что она такими свойствами характера как раз обладала. Но Наташа, так завали меньшенькую Великанову, уроки готовила в то время, как Люба сама сидела за партой. И Любе приходилось после уроков срочно бежать домой, чтобы хоть немножко помочь сестре. Но на это уходило немало времени, потому что расстояние к дому было великовато. Жила она в районе, который назывался «Глыбичок», через который пролегала основная его улица — Белоцерковская.
Эта дистанция, правда, несколько сокращалась в погожую пору года. Её район был отделён от центра города небольшой речушкой Глыбочица (одноимённая с такой же киевской речкой в районе Львовской площади, полностью спрятанной в коллектор). Глыбочица (иногда её называли Глубочицей) где–то дальше то ли соединялась с речкой Котлуй, то ли и далее протекала отдельно, но затем обе эти речушки, наполняя ряд прудов, впадали в реку Рось. Протекала Глыбочица в некоем «ущелье» (куда как раз спускался изогнутый отрезок улицы Карла Либкнехта), по обе стороны пруда располагались холмистые местности с довольно крутыми откосами. Естественно по такому рельефу нормальную хорошую дорогу невозможно было проложить, а потому были там лишь тропинки, по которым в слякотную и зимнюю скользкую пору года не очень–то походишь. Поэтому в такие времена Любе, как и всем жителям этого района, приходилось идти не тропинками, а нормальной асфальтированной дорогой, которая проходила в стороне (возле техникума) и делала значительный крюк. Но зато в хорошие денёчки в районе этого «ущелья» с прудом было так хорошо прогуливаться, там были такие чудесные уголки, в которых можно было уединиться влюблённым.
