Сон Лили сбывался. Оставалось только найти пещеру старого Вита.
Желая сохранить свои цели втайне, Бруно велел Михелю оставаться ждать его на берегу, а сам возвратился в пещеры. Войдя в большую, он повернул не в сторону ручья, а в противоположную, где он еще раньше заметил широкую трещину.
И он не ошибся: трещина вела в еще одну пещеру, где царил полумрак.
— Вит! — тихо позвал Бруно, войдя в пещеру. — Вит! Вы здесь?
Никто не ответил. Но Бруно разглядел у дальней стены кучу тростника, на которой неподвижно лежал старик с седой длинной бородой. Это был старый Вит. Бруно узнал его с первого взгляда.
— Вит, — сказал Бруно, подходя и трогая старика за руку.
Тот не пошевелился. Казалось, в нем угасла последняя искра жизни.
— Не умер ли он? — испугался Бруно. — Неужели опоздал? Вит! Вит! — вскричал он. — Слышите ли вы меня?
Старик по-прежнему лежал неподвижно.
Бруно наклонился над ним. Страх его сменился надеждой, когда он заметил, что Вит подает еще признаки жизни.
Надо было как-то унести несчастного отсюда, показать его доктору. Бруно поспешно вышел из пещеры и, ни слова не говоря о своей находке, стал подниматься вверх по обрыву.
— Никому не говори, что мы с тобой были внизу, — сказал он Михелю, отдавая сияющему от радости парнишке талер.
— О, не беспокойтесь, — обещал парнишка.
— Если будешь нем, как рыба, получишь еще талер, — пообещал Бруно.
Мальчик обещал уподобиться могиле и побежал искать свою корову, а Бруно поспешил вернуться в город. Здесь он нанял карету, собрал несколько одеял, чтобы было чем укутать больного, захватил два фонаря, ибо время близилось к вечеру.
Закончив приготовления, Бруно из предосторожности взял только своего самого верного слугу, на которого мог всецело положиться.
Солнце уже село. Начало быстро темнеть. В сумраке карета подкатила к обрыву. Конечно, вечером путь вниз гораздо опаснее, но медлить было нельзя, так как старый Вит мог умереть с минуты на минуту. А пока, может быть, еще удастся вернуть его к жизни.
Оставив карету недалеко от обрыва, Бруно со слугой взяли фонари с одеялами и начали спускаться. Они успешно спустились вниз, а потом сумели вынести наверх старика Вита. Они осторожно уложили несчастного старика на заднее сиденье кареты, сами сели напротив, чтобы поддерживать его, и экипаж тронулся.
Бруно радовался, что все прошло благополучно. Даже если Вит и умрет, не успев ничего сказать, уже сам факт его существования в пропасти и путь туда могут очень многое прояснить. Во всяком случае, теперь уже совершенно очевидно, что рассказанный Лили сон — не болезненный бред, а действительность.
Но пока надо было, чтобы всё открывшееся оставалось в тайне. Тем сильнее будет впоследствии эффект. Поэтому Бруно приказал слуге и кучеру молчать, подкрепив свое требование еще и денежным вознаграждением.
Уже ночью они приехали в город и остановились перед домом Гагена. Доктор был дома, и уже спустя минуту Бруно входил в его кабинет.
— Я привез вам нового пациента, доктор, — сказал он. — Причем тяжелобольного, близкого к смерти. Боюсь даже, как бы он по дороге не умер.
— Мы это сейчас узнаем. Где он?
Бруно открыл дверь, и слуга внес старика Вита в кабинет и положил его на софу. Гаген в изумлении уставился на него, но тут же догадался, в чем дело.
— Вы нашли дорогу к тем пещерам у моря? — спросил он. — И это, если не ошибаюсь, не кто иной, как старый Вит?
— Да, это он. Только вот жив ли он еще? Можем ли мы от него чего-нибудь добиться?
Гаген подошел к Виту и принялся его осматривать.
— Он пока жив, — сказал он. — Будем надеяться на лучшее. Предоставьте мне заботу о нем.
Бруно позвал слугу и велел перенести старика в отведенную Гагеном комнату, в ту самую, кстати, где некогда помещалась и больная Лили.
— Мне кажется, — сказал Бруно Гагену, когда они вышли из комнаты больного, — что лучше бы пока не распространяться об этой находке. Слугу с кучером я уже предупредил.
— Конечно. Это первое непременное условие, если мы хотим побыстрее достичь нашей цели, — согласился Гаген. — Надо надеяться, что старик останется жив. Это очень важно для нас. А теперь отдохните, вы очень устали. Надеюсь, в следующий раз, когда вы зайдете ко мне, я уже буду иметь возможность сказать вам, что наконец-то судьба наших врагов у нас в руках и решительная минута близка. А пока — прощайте.
XXV. ЛИЛИ И ГРАФИНЯ
Лили лишилась остатков мужества. Она уже ни на что не надеялась. Нескончаемая борьба за существование надломила ее. Она видела себя беззащитной перед той, которую давно стала считать своим смертельным врагом.
Все попытки освобождения оказались напрасными. Лили, как и была, осталась пленницей, зависящей от произвола своего тюремщика.
Однажды, когда она, тихо плача, стояла на коленях у своей постели, уткнув лицо в подушку, ей вдруг послышались приближающиеся шаги.
Это были графиня и капеллан замка.
— …Я вполне отвечаю за справедливость своих слов, — говорил капеллан графине. — Его светлость принял какое-то энергичное решение, и оно явно не в пользу его сына.
— Вы сами были в доме доктора Гагена? — спросила графиня.
— Нет, но мне удалось добыть некоторые сведения… В доме его светлости происходит опять что-то необычное, но что именно, узнать я не смог.
— С чего это вы взяли?
— Мне намекнул на это один из знакомых доктора Гагена, который его часто видит. Да я и сам нутром чувствую, что наступает решительная минута. Я, правда, не знаю, в чем состоит опасность, но Леону Брассару вряд ли стоит надеяться на примирение с отцом…
— Тс-с! — приложила графиня к губам палец. — В этой башне находится сумасшедшая из больницы Святой Марии.
— Вы хотите, графиня, чтобы я сопровождал вас?
— Да, конечно. Вы должны мне помочь победить упорство этой девушки, которая либо помешанная, либо обманщица. Я хочу наконец добраться до истины. Вы ведь, кажется, уже исповедовали ее.
— Да. Она много рассказывала о перенесенных несчастьях…
— Вот я и хочу иметь в этом деле полную ясность.
Увидев входящих, Лили поспешно вскочила, вытирая струившиеся по щекам слезы.
— Вы видите, девушка плакала, — сказала графиня капеллану. — Может быть, мы пришли как раз вовремя? Дитя мое, мы пришли, чтобы еще раз попытаться убедить тебя рассказать о себе всю правду, — ласково обратилась она теперь уже к Лили. Незнакомый с графиней человек наверняка был бы покорен ее мягкостью и добросердечием, но Лили ее ложная доброта не обманула. — Ваши прежние утверждения совершенно безосновательны. Бесчисленные свидетели показывают обратное: вы или умалишенная, или ловкая обманщица. Но я больше склонна думать, что вы скорее стали жертвой других, каких-то неизвестных мне людей.
— Да, это вполне возможно, — подтвердил капеллан и вздохнул притворно: — Бедняжка сделалась жертвой злых людей.
— Мне жаль вас, — продолжала графиня, — но я обещаю ничего не предпринимать против вас, если вы в присутствии свидетелей решительно заявите, что вы не графиня Варбург и что вас принудили играть эту роль другие люди. И обещаю полностью вас за все простить, а впредь — позаботиться о том, чтобы вы ни в чем не нуждались.
— О, Боже мой! — простонала Лили, ломая руки. — Вы не были моей матерью, хотя я вас так называла, вы пытались показать, что любите меня, хотя никогда меня не любили, но я никогда не могла подумать, что вы дойдете до такой жестокости.
Филибер покачал головой, делая вид, что его поражает такая испорченность молодой девушки, которую не трогает беспримерная доброта графини.
— Да, я всегда буду заботиться о вас, — повторила графиня. — И ставлю всего одно условие: чтобы вы больше не пытались увидеть тех людей, которые толкнули вас на путь преступления. Если вы чистосердечным признанием и раскаянием докажете, что умственного расстройства у вас больше нет, я возьмусь устроить ваше будущее.
— Какое благородное великодушие! — благоговейно закатил глаза капеллан. — Заклинаю вас, несчастная, откройтесь наконец, кто вы?
Лили отвернулась, закрыв лицо руками.