Инга, Эвелина и Гела занимали особое место, вплетая три нити, - золотую, серебряную и черную, - в сложный гобелен взаимоотношений, который ткала рука судьбы. Невооруженным глазом было заметно, что черный шелк радует глаз выходца из синайсних шатров, - Даня и не скрывал этого, будучи цивилизованным человеком, но по этой же причине, - понятия не имел, с чем имеет дело. Марина имела не более, чем понятие и по этой причине, нецивилизованно и неосторожно Гелой пренебрегла, - сослав ее вместе с Эвелиной в санаторий. Даня, проводивший большую часть времени во временном офисе, был вынужден довольствоваться обществом Зебры, - что доставляло ей массу удовольствия. Алеша, наблюдавший за течением событий от целебного источника, где залечивал рану под наблюдением толкового врача и оставленных наложесиделок, - без восхищения включился в уже почти созревшую ситуацию, признавая, что Марина поступила стратегически правильно. Гелу следовало скрывать не только от Даниных глаз и Эвелина привлекала внимание своей слишком юной внешностью, - но никто не дал бы меньше восемнадцати лет, этой здоровенной девке с наглым взглядом, которая крутилась в офисе и трудно было опознать в мелированной Зебре, затянутой до лобка в черное французское платье, - беглянку из спецшколы, да и опасно.
Очень скоро, после того, как менеджер Алеша с гордостью показал реанимированный офис и ожившую скважину своим нанимателям, - жизнь в «Источнике» забила ключом. И Марина приступила к осуществлению второго этапа плана.
Марина пекла блины. Она вообще хорошо готовила, - когда такая блажь приходила ей в голову, - но блины она делала виртуозно, это был праздник и для языка и для глаз. Легким движением руки она отмеряла порцию теста в раскаленную сковородку, встряхивала ею, - опа! - крутнувшись в воздухе, блин падал другой стороной - и третьим движением она отправляла его на идеально ровную стопку готового продукта. Марина не забывала улыбаться, подрагивать грудью и повиливать чем надо, о-о-о! - Марина знала, как печь блины и ни один блин не выходил у нее комом. Действо, в сладких запахах теста и топленого масла, было настолько пронзительно сексуальным, что Алеша чуть не расхохотался, - гос-с-споди, ты ж боже мой, - вот что значит подлинная дочь Евы! Она умеет забить мужчине баки и выжать из них каплю спермы, даже набивая ему пасть блинами. Зрелище завораживало хорошо рассчитанным ритмом, тело Марины, скромно прикрытое фетишированным передником горничной, поблескивало от пота, сладкого даже на вид и Алеша, скосив глаза на Даню, был вынужден воткнуть в блины, свое изнывающее нюхало. Но Даня отсутствовал. О, жрицы вуду! О, водительницы Вакхова осла, пожирающие сердца! Даня глотал не жуя, глотая зрелище, предложенное Мариной, истекая маслом по подбородку и забывая вытереть пальцы. Возможно, Алеша был излишне эротизирован и даже имел склонность к сексуальному маньячеству. Но Даня-то не имел, - если отмести абсолютно недемократичное допущение, что такую склонность имеет каждый мужчина, не имеющий несчастья быть мужиком, в десятом поколении истощенным заглядыванием под хвост тянущей плуг кобыле. В любом случае, три простых движения, три пируэта, которыми Марина ткала свой танец на сцене кухни, завораживали ее мужа, видевшего ее во всех видах уже около года, - не менее, чем Алешу с его извращенными инстинктами, который знал Данину жену, задолго до ее обоих мужей.
Не все зрители были довольны, - Гела презрительно морщилась, хотя приютское воспитание и не позволяло ей отказаться от дармового и восхитительно вкусного угощения, Эвелина отдавала должное блинам, заворачивая в них красную икру, Зебра отдавалась удовольствию полностью, радостно и открыто. Она единственная из присутствующих не имела никаких комплексов и будучи с рождения ущемленной во всем, - ни в чем не осталась зажатой. Она была богата теперь, не менее красива, чем Марина, намного умнее, чем казалась, открыто бисексуальна и с рождения имела уникальный дар радоваться жизни. Она была из породы «вечно здоровых», эта красивая, статная, легкая как ветер, легко смеющаяся девка, ее невозможно было не любить когда она никого не убивала и к ней единственной из троих, Марина относилась с искренней симпатией, а Даня отечески благоволил, - так отчего было не радоваться жизни на масленице, - само устроенной под сенью сладостных струй минеральной воды, в поднятом из живописных руин в живописнейшем месте санатории, превращенном в предприятие по ее производству, где Инга являлась совладелицей хозяйских сердец и почти безраздельной любви старшего менеджера?
- Мы в этом санатории отдыхали когда-то, - сказала Марина, запив, наконец, первый собственный блин, первой ледяной рюмкой водки, - Папик, мамик, сестричка и я. И вот, мы с сестричкой заблудились в лесу. То есть, мы не совсем заблудились, а просто я решила посмотреть, что из этого выйдет. Тогда папик с мамочкой организовали облаву из отдыхающих и нашли сестричку. А меня не нашли. Я сидела под кустом и ожидала, когда же найдут меня. До самой ночи. Но меня искать они не стали. Они решили, что я уже достаточно взрослая и найдусь сама. Я стала взрослой и нашлась, - но они так ничего об этом и не узнали. - До сих пор? - нейтрально спросил Даня, который уже кое-что знал об отношениях в семье и все равно не понимал, почему его не представили родителям жены хотя бы формально. Сам-то он сделал это для Марины, как только возник вопрос о браке и она даже неплохо ладила с его родителями, к чему Даня приложил все усилия. Старики не одобряли ни выбора сына, ни его поспешности, но согласились с ним и ни единым словом, взглядом или жестом никогда не обидели Марину. Они считали ее вдовой человека, погибшего на войне и никто не переубеждал их в этом, хотя Миша расстался с жизнью и с немалыми средствами в гангстерских разборках, а не на войне. Марина носила на мизинце левой руки бриллиант, подаренный матерью Дани, а Даня, - горькое непонимание в сердце. Будучи умным человеком и имея основания полагать, что Алеша лучше него знает Марину и ее обстоятельства, он даже просил у Алеши совета. Но кто такой был Алеша, чтобы давать ему советы? Он сам знал Марину с лучшей ее стороны, - сзади, - а о фронтальных ее отношениях предпочитал догадываться, не особо подставляясь под ее зубы. Марина была не тем человеком, с которым хочется что-нибудь делить, - даже воспоминания, - разумней было набивать пасть ее блинами, а не давать советы ее мужу.
- Они узнают,- пообещала Марина,- Они узнают меня так... Алеша, как перевести «узнают так, что глаза выпадут»? - С мужем Марина общалась на хайфонском новоязе, вставляя в речь русские слова и пальцы. Алеша собрал в кулак остатки английской филологии и перевел, как мог. - Да пусть они меня сначала увидят! - возразил Даня, который не понял мстительных нюансов, но интуитивно уловил их. - А можно говорить по-русски, в присутствии посторонних? - очень аристократично поинтересовалась Гела, отставляя пальчик руки, которой тянулась за очередным блином. - Заткнись, сука, я тебе шас скажу по-русски, - немедленно встряла Зебра, - Дай людям поговорить молча! - Достаточно и того, что я с ними виделась, - сказала Марина, не обращая на Гелу никакого внимания, - И папочка успел сообщить мне, что он думает о лахудрах, которые приползают домой, когда им начинают бросать на голову бомбы палестинские патриоты. А мамочка даже всплакнула на моем плече. – «Лахудра», - это на идиш? - вежливо спросил Даня.
- Почему ты не подключишь к этому делу Даню? - вечером, спросил Алеша, в только что обставленном кабинете Марины. - Ты что, с ума сошел? - Mapина закурила и откинувшись в кресле, с удовольствием положила ноги на стеклянную плиту стола, - Да он моментально отошлет меня отсюда, если запахнет криминалом. - Он влюблен в тебя, он сделает для тебя все, - заметил Алеша. - Нет, - Марина помотала головой, - Даня способен полезть с ножом на человека, который меня обидит. Но он мне руки отобьет, если я сама куда-нибудь полезу. Он приехал сюда делать бизнес, а не головы отбивать. - Здесь это почти одно и то же, - усмехнулся Алеша, - Хотя времена меняются. - Ты не понимаешь, - сказала Марина, - Ты просто не понимаешь, в каких условиях он родился и вырос. Там бизнес, - это бизнес, а война, - это война. Все делают деньги, но если надо, - то снимают галстук, часы «роллекс», достают из-под кровати автомат и идут воевать. Но одно с другим не смешивается. Мишка вот смешал - и его моментально шлепнули. - Это мудро, - кивнул Алеша, - Если бы я был торговцем, а не киллером, - я бы вырезал всех киллеров до самого горизонта. - Они расхохотались. - Даню нужно беречь, как зеницу ока, - сказала Марина. - Он порядочный человек, - раздумчиво сказал Алеша. - Он порядочный человек, но мне на это наплевать, - раздраженно отмахнулась Марина. - Не ври, - усмехнулся Алеша. - Ну, ладно, - почти наплевать. На деньги мне не наплевать. Без денег я ничто, - отрывисто сказала Марина. - У тебя что, ничего не осталось?- спросил Алеша. - Ничего, - Марина покачала головой, - Все деньги Дани, - мои пока я его жена. Но если он меня выгонит или... упаси господь, - Марина нервно затянулась, - То я превращусь именно в то, о чем говорил мой папочка, - в лахудру. И поползу к его порогу за куском хлеба. - Поползешь? - усмехнулся Алеша. - Поползу, - кивнула Марина, - А куда деваться? Я не смогу и не буду работать так, как работают работницы на этом заводе, - она ткнула концом сигареты в темное окно. - А ты пробовала? - с любопытством спросил Алеша. - Пробовала, - ответила Марина, - Ты просто мало знаешь обо мне, мой друг и друг моих мужей. Нет ничего хуже наемного рабства. Даже сидеть в Хайфе, в четырех стенах, как в тюрьме - и то лучше. - Я бы посидел, - кивнул Алеша, - Люблю, знаешь ли, эти золотые клетки. И павлины, опять же. - Марина расхохоталась, - Хайфа, - это большой каменный мешок. Там можно жить только в помещении с кондиционером. А за стенами ничего не изменилось за пару тысяч лет, - жара и камень. Никто там и не заметил, что поблизости распяли какого-то Христа. - Я атеист, - скромно заметил Алеша, - Но я люблю, когда тепло. И пальмы. - Это хорошо один раз, - усмехнулась Марина, - Но когда ты знаешь, что зима никогда не наступит, - это очень плохо. Деревья не пожелтеют и не позеленеют, - там и деревьев-то нет, одни кусты. Как на кладбище, - вечнозеленые. Я думаю, Мишка и мозгами-то поехал от этого, - да еще от жары. - Там же море, - удивился Алеша. - Море, - говно. Там порт, а не море, - Марина презрительно искривила губы, - Они тебе нарисуют на картинках красоту. На самом деле, - все воняет. И пить там нельзя совсем, а Мишка бухал, - будь здоров. - Раз находил с кем бухать, значит не все там талмудисты, - усмехнулся Алеша. - Не все, - кивнула Марина, - Там есть евреи, которые ничем не отличаются от нас с тобой или любого еврея из Харькова. А есть такие черножопые семиты, которые ничем не отличаются от арабов. Потому так и ненавидят друг друга. По-родственному. - Все воюют и все воняют, - философски заметил Алеша. - Потому, что их втягивают в дерьмо, - огрызнулась Марина, - Новорусских евреев там вообще нет,- нэма дурных. А советские защищают там свои бабки, которых у них не было в Союзе. Они бы уже давно договорились с палестинцами. Но есть же еще и черножопые, которые воюют потому, что кто-то, когда-то, что-то, кому-то сказал? - это записано у них в книжке, таким квадратным ивритом, который могут прочитать только они. Этим никогда не договориться. Они загнали себя в глухой угол и всех туда тянут. - А Даня? - очень заинтересованно спросил Алеша. - А что Даня? - Марина неопределенно подняла брови, - Даня кует бабки, а когда надо, - вздыхает и едет на сборы. Сейчас ему дали какую-то бумажку, чтобы он мог поковать их где-нибудь еще. И вернуться с ними назад. За деньги, между прочим, дали, не задаром. - Очень похоже на землю обетованную, в которой мы родились, - хмыкнул Алеша. – Похоже? - удивилась Марина, - На военный коммунизм это похоже. Колхозы, железный занавес, - все есть, даже пламенные чекисты. Окна заставляют мыть, если не помоешь, - штрафуют. Не заплатишь штраф, - приедут и заберут телевизор. Они там уже построили светлое будущее, ты за них не волнуйся. - И как же там можно жить? - удивился Алеша. - Можно, - кивнула Марина, - Если не высовывать нос на улицу. Советским там очень хорошо живется, изголодавшимся. Высокие пенсии, соцобеспечение, - все, как и положено в стране победившего социализма. А Даня вот, сюда приехал. - Вернуться, что ли, в землю обетованную? - задумчиво сказал Алеша, глядя в потолок, - По культурному обмену. - Жить надо дома, - твердо сказала Марина, - Чтобы снег был и деньги. Чтобы было кому шубу показать. У меня две шубы сожрали какие-то скорпионы. Там всю жизнь сожрут скорпионы, пока будешь слоняться по сауне с голой жопой. Но слоняться с голой жопой по снегу, - еще хуже. Без денег ты везде будешь дерьмом. А пистолет тебе в стране военного коммунизма, - быстро укоротят. - Не сомневаюсь, что и здесь укоротят, - вздохнул Алеша, - Везде опасно, - как только высунешь нос из клетки на улицу, - в джунгли. Ты не собираешься возвращаться? - Нет, - зло ответила Марина, - Не для того я вытащила сюда Даню, чтобы мыть окна в том полицейском участке. У Дани хватит мозгов и денег и на меня и на тебя и на твоих девок, - И в этом я не сомневаюсь, - тихо ответил Алеша, - Но я привык думать своими мозгами и не понимаю, зачем тебе тогда деньги твоего папаши? - Да не деньги мне нужны, - крикнула Марина, - Неужели ты не понимаешь? Я хочу видеть, как моя сестрица потеряет свое белое платье и поползет по улице нишей, - к моему порогу! Я хочу, чтобы жизнь моего папочки развалилась у него на глазах, вместе с его предприятием, чтобы он сбухался и сдох! Мести я хочу и справедливости, понял?! - И денег, - тихо сказал Алеша. - И денег, - тоже! - крикнула Марина, - Я возьму свое, что принадлежит мне по праву. А остальное, - пусть горит вместе с папочкой и его заводом! - Хорошо, - еще тише сказал Алеша, - Чего ты хочешь от меня, чтобы я мог честно заработать деньги на своих девок, пока мне еще ничего не укоротили? - Я хочу чтобы ты пустил под откос пару «камазов» с прицепами, всего лишь. Ну, может, - штуки четыре, - внезапно успокаиваясь, сказала Марина. - Что за бред ты несешь? - спросил Алеша. - Предприятие работает от заказа к заказу, - вразумляющее сказала Марина, - Если груз не дойдет до заказчика, - он не заплатит. Если сделать так пару раз, - предприятие сдохнет. - Не сдохнет, - возразил Алеша, - Они наверняка получают предоплату. Груз можно застраховать. Можно взять кредит под выполнение заказа. Спроси Даню, - он тебе объяснит. А я тебе говорю, что на десятую часть стоимости этого заказа, можно нанять охрану, которая пришибет любого партизана. - А ты-то, что-нибудь умеешь? - скривив губы, спросила Марина. - Думать умею, - ответил Алеша, - Если руки не заняты каким-нибудь дерьмом. Но если делать такое дерьмо, - так делать его надо на заводе. А зачем вообще, делать дерьмо? - Я что-то не догоняю твою мудрость, - нахмурилась Марина. - Это потому, что ты слишком гордая, - усмехнулся Алеша, - Тебе хочется наказывать всех, как Иегова. А красивые вещи надо делать, как змий. Зебра уже догнала бы, что надо делать - уже сделала бы и пошла есть мороженное. Куда мне до нее, - ухмыльнулась Марина. Твой сарказм, - гнилой, - резко сказал Алеша, - Ты киснешь от злости, у тебя размягчение мозгов. На хрена ты ломишься через стену, обсираясь от натуги, - когда можешь войти в открытую дверь? да войди ты к ним, выпей с ними чашку чаю, посюсюкай с их ребенком. - Я не смогу, - неуверенно сказала Марина. - Сможешь, если надо, - сказал Алеша, - Снимай свой «роллекс» и иди на войну. Это война, - а не игрушки с гранатометами. Улыбайся, не будь такой тяжелой и угрюмой, вползи туда с высоко поднятой головой. Ты такому мужчине, как Даня, смогла продеть кольцо в нос, - а то не сможешь чмокнуть в лысину старого маразматика. Это легко, - будь легкой, как Зебра. Ни ты, ни я не сможем пройти на завод, чтобы учинять там диверсии. Войди к ним в дом - и пусть он сгорит, к ебени матери! - Они посмотрели друг на друга и вдруг расхохотались.
